Он относит к человечеству,
Отца — к божеству. Ибо человеческое хотение временно, а хотение божественное вечно"
[53]. Приводя это на память, св. отец научает, какую волю Сын имел от вечности естественно-единою со Отцом и Святым Духом, и какую Он же самый в приятии человечества воспринял во времени в свое лице. То же самое высказывает и апостольской памяти святой Лев
[54], в послании к Льву августу, указывая отдельно для каждого естества во Христе то, что о Нем говорится в Писании, и, доказывая, что то, что Господь называет своею волею, относится к Его человечеству, говорит так: «по естеству раба не пришел творить волю свою, но волю пославшего Его». Здесь святой отец тоже научает нас вышеприведенные слова относить к человеческому естеству Господа. Кроме того, каким образом благочестно могли быть поняты различные свидетельства об этом священного Писания, которые относятся то к человеческому естеству, то к божеству единого и того же Господа, нашего Иисуса Христа, истинного Бога и человека? И именно, Писание говорит:
вся, елика восхоте Господь, сотвори на небеси и на земли (Пс. 134, 6). Также:
якоже Отец воскрешает мертвыя и живит, тако и Сын, ихже хощет, живит (Иоан. 5, 21). И прокаженному говорит:
хощу: очистися (Матф. 8, 3). Также:
ни Отца кто знает, токмо Сын и емуже аще волит Сын открыти (Матф. 11, 27). Подобным же образом евангелия указывают и на Его человеческую волю, когда говорят, что, ходя по морю, Он имел желание, как истинный человек, догнать своих учеников (Матф. 14, 25. Иоан. 6, 19). И идя с учениками чрез Галилею, не хотел, чтобы кто-нибудь узнал Его (Марк. 7, 24). Как человек, также говорит Он:
мое брашно есть, да творю волю пославшего Мя (Иоан. 4, 37).
Не хотяше во Иудеи ходити, яко искаху его иудее убити (Иоан. 7, 1). И в другом месте:
востав иде в пределы тирски и сидонски, и вшед в дом, никогоже хотяше, дабы его чул, и ие можаше утаитися (Марк. 7, 24). Ужели признать, что Он, Творец и Искупитель всех, о котором сказано:
вся, елика восхоте Господь, сотвори на небеси и на земли, для которого хотеть есть то же, что мочь, мановению которого со страхом повинуются небесные власти, восхотевши сокрыться в земном доме, не имел силы, — Он, который от вечности в божественном величии владычествует со Отцом над тайнами неба, и в руке которого концы земли? А признать это необходимо, если не относить некоторые выражения к человеческой Его воле, которую Он удостоил восприять во времени. И в какое заблуждение повергается тот, кто не делает такого различения! Он должен говорить, что единою и тою же волею Господь все может совершить, что восхощет на небеси и на земли, и в тоже время, при всем желании, не может сокрыться в ничтожном доме, как свидетельствует евангелие. Но, если принять во внимание домостроительство Его человечества, в котором Он воспринял нашу слабость, то все, что недостойно Его божественного величия, оказывается относящимся к Его человечеству, которое восприял Он во всей полноте, кроме только греха, чтобы совершенно спасти это человечество. Ибо то, что Им не воспринято, не спасено, по наставлению непоколебимейшего проповедника истины, Григория назианзина
