или ария для Паваротти. Люди приходили, чтобы послушать его проповедь. Мы все это знали. И в глубине души он тоже догадывайся об этом. Я уверен, что есть конгрегации, в которых люди, как только начинается проповедь, стараются потихоньку смыться. Но в нашей синагоге все было наоборот. Люди с тревогой поглядывали на часы и ускоряли шаг, только бы не опоздать на проповедь Рэба.
Почему? Наверное, потому, что он подходил к проповеди нетрадиционно. Позднее я узнал, что учили его формальному, академическому стилю, — начинай в пункте А, двигайся к пункту Б, представь анализ и подтверждающие его ссылки. Но он, выступив таким манером раз-другой, полностью от него отказался. Люди ничего толком не понимали. Умирали от тоски. И Рэб видел это по их лицам.
Тогда он начал с первой главы Бытия, выделил в ней самые простые мысли и провел от них параллели к современной жизни. Он задавал вопросы. Он просил людей задавать вопросы ему. И родился новый стиль.
С годами эти проповеди преобразовались в захватывающие представления. С интонациями волшебника он из одного крешендо перетекал в другое, он перемежал библейские цитаты песнями Синатры, водевильными шутками и выражениями на идиш; он даже иногда подключал к проповеди аудиторию. «Кто хочет быть волонтером?» — спрашивал он. Что только не шло в ход. Однажды во время проповеди он принес табурет, сел на него и стал читать «Черепаху Эртель» Доктора Сьюза. В другой раз он на проповеди спел «Дорогой длинною». А как-то раз он принес на проповедь баклажан и кусок дерева и принялся резать каждый из них ножом, чтобы показать нам, насколько то, что растет быстро, легче разрушить, чем то, что растет не спеша.
Он мог цитировать журналы «Ньюсуик» и «Тайм» или газету «Сатердей ивнинг пост», мультфильм, пьесу Шекспира или телесериал «Мэтлок». Он мог петь на иврите, на английском, на итальянском, или вдруг у него появлялся ирландский акцент. Популярные песни, народные песни, старинные песни. Из проповедей Рэба я узнал о могуществе языка больше, чем из любой прочитанной мной книги. Во всей молельной комнате не было ни одного человека, который не слушал бы его невнимательно. Даже когда он нас бранил, мы не могли оторвать от него глаз. Честно говоря, мы слушали его затаив дыхание — так он был хорош.
Мне было интересно, вдохновило ли Рэба на его профессию Божественное провидение. На ум приходили Моисей и горящий терновник, пророк Илия и нежный шепот, Валаам и его ослица, Иов и вихрь. Чтобы проповедовать, полагал я, человеку должно быть ниспослано откровение.
