— Как живется-то? — раскурив папиросу, спросил Шуханов.
— Да ведь живем… — Никита Павлович бросил окурок потушенной сигареты в сторону каменки, едва видневшейся в темном углу… — Все живут: человек, волк, собака, птица. Каждый по-своему. Помаленьку — день да ночь — сутки прочь. Так-то.
«За кого он меня принял? — размышлял Шуханов. Посмотрел на лежавшую пачку американских сигарет. — Напрасно я ее показал, еще сочтет за предателя».
— Немцы-то в деревне есть?
— Скоро пожалуют… Всегда к ночи появляются.
«В такую глушь они и днем, видно, редко заходят», — подумал Шуханов.
— Патрули, значит?
— Вроде.
— Поди, все забрали?
— Хватит и нам. Не станет хлеба, коры на деревьях много. Как-нибудь.
— Семья большая?
— Старуха, внучек да девочка приемная. Так-то.
Иванов начинал сердиться. «Уж говорил бы, что надо, а то тянет, словно нитку из кудели».
Беседа не клеилась. Шуханов сердцем чувствовал, что сидит с честным человеком, но понимал — одному чувству доверяться нельзя. Но как вызвать бородача на откровенный разговор?
— Наверное, сына имеешь?
— Два у меня… А вот где они — не знаю.
— В Красной Армии или в партизанах?
— Кто будешь, что так пытаешь? Коль за продуктами, то у меня ничего нет.
«Вроде дело идет на лад», — Шуханов решился.
— Не за продуктами я, Никита Павлович. Да и менять мне нечего. Помогите мне найти Чащина Вениамина Платоновича.
Иванов насторожился, но виду не показал. Спросил:
— Чащин твой родственник? И тех двоих, что прячутся на гумне?
«Значит, мужичишка побывал здесь».
— Письмо у меня к нему. От дочери. От Тоси.
Иванов в упор посмотрел на Шуханова и уже сердито спросил:
— Скажи, кто будешь и зачем ко мне пришел?
«Да, такого голыми руками не возьмешь». Но отступать уже было нельзя.
— Из Ленинграда мы.
Никита Павлович недоверчиво взглянул, покачал головой, но ничего не сказал.
— Не верите? — Шуханов перешел на «вы».
— То — из Пскова, а теперь вдруг из Ленинграда. Так-то. Ленинград, говорят, у немцев?
Шуханов, недоуменно посмотрев на Никиту Павловича, воскликнул:
— Такого не было и не будет!
— А вот немцы пишут: взяли.
— Врут они!
— Врут, говоришь?
— Врут!
— Да-а, — протянул Иванов. — Правда? А где же она, правда-то?
— Может, и о Москве слыхали? Толкуют, там тоже немцы. Скажи, милый, как на духу — зачем пришел?
Шуханов ответил:
— Пришли, чтобы рассказать вам о Ленинграде. Людям там очень трудно, но они держатся.
— Знаем! Все знаем. Знаем, что нет в Ленинграде немчуры и не будет! И в Москве нет. — Иванов взял с кадки положенную Шухановым листовку с оторванным уголком. Такую он уже читал. В ней фашисты описывали, какие ужасы переживает Ленинград. — «Город сам запросит пощады, сам сдастся. Никто ленинградцев не спасет!» — вслух прочитал и зло воскликнул:
