— Не, ну хорошо. А для себя, Выхухолев? — соблазнял голос в трубке. — Неужели тебе не интересно?
— Что интересно? — начал злиться милиционер.
— Как все было на самом деле?
— Сергей Макарович, моя задача — выехать на место. Опросить свидетелей. Взять подозреваемого. Снять показания. Вот это и есть мое «на самом деле». Другого «на самом деле» я не знаю.
— Понятно, почему ты до сих пор в майорах, Выхухолев, — огорченно сказала трубка.
— Что? — закричал милиционер. — Что сейчас сказали?
У него, быть может, впервые за десять лет, возникло ощущение, что он может совершить поступок. Доказать, что не настолько ничтожен, как сам себе казался. Вот сейчас он все выложит Сергею Макаровичу про всю дурь своей службы, про ночные дежурства, про поножовщину алкашей, про начальство, которое не знает, чего хочет, но постоянно от него что-то хочет, — и пусть его уволят из органов. Пусть даже дело какое-нибудь возбудят. Фиг с ним.
— Что я сейчас сказал? — переспросила трубка. — То, что будем тебя в подполковники двигать. За год вырастешь. А то возраст у тебя вон какой, а майор. Документы на подполкана уже в Минск пошли. Вот что я сказал.
— Так что, на алкоголь кровь проверить? — присмирел Выхухолев.
— Да как хочешь, — подбодрила трубка, — мне-то точно все равно.
— Может, я заеду? — заискивающе предложил милиционер.
— Нет, держи у себя, — быстро сказал голос, и связь прервалась.
— Подполковник, — произнес Выхухолев вслух. — Подполковник Выхухолев. Усритесь вы все!
Главного редактора газеты «Путь Родины» звали Петрович. То есть, фамилия у него была Петрович, а звали всего его Петрович, думая, что Петрович это отчество. А отчество у него было Никифорович. Он к такой ситуации давно привык, послушно откликался на «Петровича» и никого не поправлял. Потому что в городе Глуск если кого-то однажды назвали Петровичем, то поправляй не поправляй, быть ему Петровичем до самой смерти.
Петрович был человеком интеллигентным, однажды окончившим университет в Минске, подававшим надежды, читавшим Хайдеггера, пересказывавшим сокурсникам «Стену» Сартра и плакавшим над автобиографическим романом Шкловского «Zoo». Потом Петрович приехал по распределению в Глуск, собирался отработать два года, но, проснувшись однажды, понял, что живет здесь уже тридцать лет.
Своего кабинета в редакции у Петровича не было, потому что недавно «Путь Родины» уплотнили кружком баянистов: там, где раньше стоял стол Петровича, теперь цепкими пальцами растягивали меха любители баяна. А стол Петровича стоял теперь посреди общей комнаты или, как он ее называл, ньюзрума. Сидя за этим столом, Петрович теребил в руках настенный отрывной календарь, курил и был погружен в тяжелые мысли. Он понимал, что районная газета непопулярна среди тружеников села. Но раньше не мог додуматься, почему. А вчера, глядя вот на этот конкретно календарь у себя на кухне, вдруг понял, почему.
