Увы, в политике труднее всего разгадать границы не чужих, а собственных возможностей. Занявшись подражательством (чем мы хуже американцев?!), соскользнув к логике конфронтации, советская политика стреножила себя, утратила инициативу. Смещались приоритеты, долговременные интересы стали походить на зеркальное отражение утилитарных потребностей. А зеркало не только не отражает обратной стороны вещей, оно имеет еще одну особенность: правое видится в нем как левое и неправое кажется правым. Что значит сдать в политике инициативу? Это сродни утрате веры в себя, в достоинства собственных идей, в свою правоту.
Наши власть имущие гнали прочь сомнения и сомневающихся. Они демонстрировали вовне незыблемый оптимизм: будущее безраздельно за нами и река времени сама принесет если не их самих, то преемников к заветной гавани. Можно даже не грести. Никакие аргументы и цифровые выкладки не колебали догму о неотвратимости смены эпох. Факты отскакивали от этой разновидности фатализма как от стенки горох.
Возьмем германскую проблему. После подписания Московского договора А. Громыко начисто вычеркнул понятия «немецкое единство» и «окончательное мирное урегулирование» из своего лексикона. Это вместо того, чтобы как-то восстановить позиции, по недосмотру оставленные нам же самим в укор. С соображениями, вносившими хотя бы ощущение подвижек, освежения «про» и «контра», к нему невозможно было подступиться.
Новое политическое мышление, провозглашенное в 1985—1986 годах перестройкой, звало к инвентаризации всех скопленных активов и пассивов. Как на текущих счетах, так и в стратегических запасниках. Под занавес я снова убедился: не каждый трубный звук надо принимать за призывной. До этого, однако, предстояло пройти еще один университет.
Пока же на рабочий стол генерального регулярно ложились анализы и доклады о моих встречах с компетентными собеседниками, которые вносили радикальные коррективы в официально санкционированный портрет ГДР. Исходной стала записка, сопровождавшая прогноз профессора Р. Белоусова, который за три года до вступления кризиса в необратимую фазу предсказал: ГДР и другие страны — члены Организации Варшавского договора на рубеже 1989—1990 годов столкнутся с экономическими трудностями, не разрешимыми собственными силами и чреватыми политическими, социальными и прочими осложнениями. Советский Союз сам будет находиться в это время в жесточайшем экономическом цейтноте и не сможет прийти своим партнерам и союзникам на помощь.
