— Ах, Марианина! По-прежнему ли ты верна мне? — воскликнул Беренгельд после недолгого молчания; слова эти, отражавшие состояние опечаленной души генерала, невольно сорвались у него с губ; затем он снова впал в глубокую задумчивость.
Вот уже минут десять Туллиус разглядывал раскинувшуюся перед ним равнину; вдруг он заметил девушку в белом платье; со всяческими предосторожностями она продвигалась вперед, то убыстряя свой шаг, то замедляя его, но все время держа путь к подножию холма, на вершине которого расположился Беренгельд.
Внимательно приглядываясь к движениям молодой особы, генерал было подумал, что ее ночные странствия внушены безумием; но, заметив у подножия холма слабый свет, он изменил свое мнение; его любопытство чрезвычайно обострилось: облик и фигура девушки свидетельствовали о том, что она происходила из семьи, принадлежащей к так называемому высшему классу общества. Походка и стан ее были исполнены фации; для защиты от ночной свежести она обмотала голову шалью, концы которой изящно ниспадали ей на плечи; пояс красного цвета резко выделялся на белом платье; в свете луны на ее шее поблескивало металлическое ожерелье. Девушка, опасливо спешащая среди ночи на свет, исходивший от подножия холма Граммона, не могла не привлечь внимания Беренгельда, а необычность появления ее в столь поздний час в этом пустынном месте вполне объясняла его последующие действия.
Он вскочил на ноги и бросился с вершины холма, желая поскорей настигнуть юное создание, находившееся уже на мосту через Шер; в его намерения входило поговорить с девушкой прежде, чем она доберется до скалы.
Не успел генерал сделать и трех шагов, как в лунном свете, заливавшем чахлый кустарник на склонах холма, возникло квадратной формы облако, или, скорее, плотный белесый пар, распространявшийся с чрезвычайной быстротой; в нем Беренгельд признал густой дым, исходящий из недр холма.
Он был изумлен, ибо не видел никаких оснований разводить костер для обогрева в это время года, а наличие очага в том месте, куда направлялась девушка, взволновало его еще больше, пробудив разнообразные догадки о целях прогулки незнакомки.
Беренгельд почувствовал, что какая-то сила, необузданный порыв, смирить который он был не в состоянии, побуждают его действовать. Сердце генерала преисполнилось страстного пыла, всегда неумолимо влекущего его вперед, и он бегом бросился вниз с горы, более напоминая волка, пустившегося в погоню за добычей, чем галантного кавалера, спешащего поддержать и защитить слабую и неосмотрительную девицу.
