«Прощайте, дядя! Спасибо, дядя!» — Всю обратную дорогу ему слышались возбужденные, звонкие голоса детей.
После этой встречи Пахомыч стал думать о том, что надо бы и Ганьку определить в школу. Он стал наводить справки. Оказалось, что школы были закрыты поздней осенью, а в январе, после того как немного увеличили хлебный паек, в нескольких школах снова начались занятия. В январе Ленинградский городской Совет постановил обеспечить каждого школьника тарелкой супа. Без этой тарелки супа дети не смогли бы учиться.
Пахомыч все посматривал, посматривал на Ганьку и, наконец, объявил:
— Надо тебе, брат, в школу!
— А зачем? — Ганька не обнаружил ни малейшей радости.
— Совсем одичаешь без школы… Непорядок…
Ганька не сдавался:
— Я ж работаю. Не болтаюсь тут зря…
Ему очень льстило то, что его приняли в бригаду, которая строит боевой корабль новой конструкции. А в бригаде-то какие мастера своего дела! И он, Ганька, на равных правах с ними!
— За это тебе спасибо. Если будут отличия, и тебя не обойдут… Верно, Василий Мироныч?
— Не сомневайся в этом, Ганька, — подтвердил Снесарев.
— А теперь собирайся! — Пахомыч оборвал спор.
Ганька приуныл, но на другой день отправился с Пахомычем в школу. Идти было далеко — к тому старинному дому на площади, куда недавно Пахомыч подвез двух школьников. В доме было пусто и тихо.
— На два дня перерыв. Водопровод замерз. Учителя и ученики носили воду с Невы на хлебозавод, а то и хлеба не было бы, — объяснила старая служительница.
В огромных, не по ноге, валенках, закутанная в платок, она сидела в глубоком кресле возле мраморной лестницы.
— К кому же нам?
— Идите по коридору, постучитесь в последнюю дверь. Только темно в коридоре. Вы осторожнее, на парты не наткнитесь.
У Пахомыча был с собой фонарь-динамка. Он осветил им коридор, надпись на последней двери («заведующий учебной частью»), постучал не без робости.
Маленькая комната, освещенная плошкой, была завалена книгами, бумагами.
— Товарищ Глинская вы будете?
— Я Мария Федоровна Глинская, — ответила пожилая худощавая женщина, гладко причесанная, седая.
— Я… вот звонил в отдел образования. Я с завода…
— Знаю. Мне звонили из районо. Ну что ж… Племянник ваш?
— Родной племянник. Сирота. Гавриил, Ганя.
— Здравствуй, Ганя. Скажи, ты до войны в каком классе учился?
— В пятом.
— А когда началась война?
— Не пришлось…
— Трудно тебе будет. Ты отстал.
— Уж вы, пожалуйста, Мария Федоровна, помогите. Конечно, трудно ему будет. Тут и моя вина есть — не догадался я осенью. Голова шла кругом, — сказал Пахомыч.
