— Куда вы идете, ребята? — спросил он, перегнувшись через борт.
— В школу.
— В школу?
Он не думал до этой встречи, что в городе могут быть открыты школы. Поздней осенью он слышал о том, что занятия прекратились.
— Неужели в школу?
— Да.
На лицах не было ни детской свежести, ни румянца, но глаза, глубоко запавшие глаза, смотрели на Пахомыча бойко.
— Ах вы, пичуги… А где же ваша школа.
— На площади. В доме, где два льва.
— А, знаю… Подвезти, что ли?
Приглашение не надо было повторять.
— Ой, дядя!..
Дети тотчас полезли через борт. Но сначала они перекинули сумки и два полена, перевязанные веревкой.
— А это что?
— В школе не топят, дядя.
— Понимаю — со своим, значит, топливом. И все-таки учитесь? И уроки готовите, и отметки вам ставят, как раньше было?
— Порядок! — успокоительно протянул мальчик.
— А если идете в школу — и обстрел? Что тогда?
— Ну-у, дядя… — Девочка укоризненно посмотрела на Пахомыча.
Надо ли объяснять это? Живут так, как все в городе. Должно быть, не раз заставал их обстрел на улице.
— Вы тогда хоть в подворотню ложитесь, — на всякий случай посоветовал Пахомыч.
— А что вы везете, дядя? — Девочке, видимо, не понравился этот поворот разговора. Совет был не новым — оба школьника не раз спасались в подворотнях.
— Так… Всякую всячину для одной работы…
Для того чтобы добыть эту «всячину», Пахомыч за ночь перерыл на большом старом заводе несколько замороженных кладовых.
— А есть еще школы в городе? — спросил он.
— Не знаю. А почему, дядя, машина тихо идет? — спросил мальчик.
— Бензина нет.
— Совсем нет?
— Для этой машины совсем, брат, нет.
— А разве может машина без бензина ходить?
— Наша ходит.
— А как же?
— Видел ты аэростаты воздушного заграждения?
— Азики?.. Видел осенью.
— То-то и оно, что осенью. А теперь их в небе нет. Вот на том газе, что их поднимали, ходит наша машина, только, верно, тихо.
— Не может этого быть! — решительно заявил мальчик, поправив слишком просторную ушанку, низко сползшую на лоб. — Вы смеетесь, дядя.
— Что — не может быть?
— Не пойдет она на таком газе.
— Почему это?
— В небо этот газ азик поднимет, а машину не стронет с места. Азик легкий, а машина тяжелая.
— А вот стронул и тебя везет.
Пахомыч посмеивался. А школьник поворачивался во все стороны, стараясь обнаружить признаки того, что везет его какая-то особая, небывалая машина. Но такие признаки не обнаруживались. Это была обыкновенная, изрядно потрепанная трехтонка.
Пахомыч подвез детей к большому старинному зданию на площади.
