Наконец мы остановились возле безукоризненно белого и немного вычурного особняка в испанском стиле, с множеством внутренних двориков и балконов с навесами. Шофер провел меня в библиотеку. В огромном камине горел огонь, отбрасывавший зыбкие тени на потолок и стены этого просторного помещения. В углу за столиком сидели Говард и Хлоя. К моему немалому удивлению, с ними был мой адвокат Фаллер.
— Здравствуйте, Кори.
Говард встал и направился ко мне, но вдруг остановился. На его лице появилось вопросительное выражение. Он смотрел на мою левую руку.
— Прошу прощения, — сказал я, бросив сигару в камин.
— Кубинская, не так ли? — задумчиво произнес Говард. — Этот сорт курил мой отец. Представляю, что сейчас творится у вас в горле — очень крепкий табак.
С этими словами он дружелюбно пожал мою правую руку.
Фаллер ответил на мое приветствие холодным кивком и занялся лежавшими перед ним журналами. Миссис Хлоя Бартон поздоровалась, но не проявила ни малейшего желания вставать со своего кресла.
Говард подошел к бару.
— Что-нибудь выпьете, доктор?
— Спасибо, не надо, — сказал я.
— Ах да, слишком много свидетелей, — сухо улыбнулся Говард, явно продолжая думать о своем отце. Он вел себя, как окружной прокурор, желающий усыпить бдительность подозреваемого.
Хлоя напряженно смотрела на мою правую прихрамывающую ногу. Выражение ее глаз меня насторожило. От таких женщин всегда можно ожидать истерики или чего-нибудь в том же роде.
Мы обменялись несколькими незначительными репликами, не разрядившими атмосферу нашей встречи.
— Фаллер! Не желаете виски? — неестественно бодрым голосом спросил Говард.
— Благодарю вас, у меня еще осталось от прошлого раза, — пробормотал Фаллер и снова уткнулся в журналы.
Я устроился за столом. Говард сел рядом со мной и не без фамильярности хлопнул меня по колену.
— Ну, как поживает наш общий знакомый Стернли?
Его слова послужили сигналом к решительным действиям. Фаллер закрыл журнал, Хлоя выпрямилась и поправила прическу. У нее были очень худые руки, сквозь тонкую кожу выпирали не только кости, но и сухожилия.
— Стернли? Нормально, а что? — беззаботным тоном произнес я.
— Он неплохой человек, к тому же у него превосходная память, — поспешил объяснить Говард. — Если бы не его прогрессирующая близорукость, я бы предложил ему поступить ко мне на работу.
— Я сводил его к офтальмологу, и ему выписали новые стекла, линзы цилиндрической формы.
Мне не хотелось задевать его, но мои слова прозвучали как упрек. Говард покраснел. Он не ожидал такого откровенного вызова.
