Дженис ничего не сказала.
В этот миг я ненавидел ее. Я ненавидел ее отчужденный и в то же время рассеянный вид — будто она прислушивалась к какому-то голосу, которого я не слышал. Дженис руководствовалась не рассудком, а интуицией. Она знала нечто такое, что нельзя описать научными терминами. А я всегда полагался на интеллект, на силу логического анализа.
Мы молча сидели друг перед другом.
— У него слишком большая власть над тобой, — наконец произнесла она. — Ты уже не можешь ему сопротивляться.
— Могу. В случае необходимости я в любой момент сумею прекратить этот эксперимент!
Мне приходилось оправдываться, и я ненавидел ее за это.
— Не сумеешь. Я видела, что с тобой творится!
Я встал, подошел к письменному столу и взял листок со словами, которые продиктовал Донован.
— Прошу тебя, оставь меня в покое. Я не хочу продолжать этот бессмысленный спор. Ты даже не понимаешь, как мешаешь моей работе! Уйди, меня раздражает твое присутствие.
Я знал, что она обидится, но у меня не было другого выхода.
Она молча вышла из комнаты.
Думаю, ничего страшного не произошло. Я окреп настолько, что могу переселиться в отель и обходиться без ее помощи.
4 декабря
Расстроенный разговором с Дженис, я плохо спал. Всю ночь ворочался с боку на бок, несколько раз принимал снотворное. Мне не давала покоя фраза, без конца звучавшая у меня в ушах: «Во мгле без проблеска зари…» Когда я встал, меня пошатывало от усталости.
Что творится с мозгом Донована? Эти маниакальные повторения одних и тех же нескольких строк — явление ненормальное. Оно свидетельствует о каких-то серьезных нарушениях в процессах переработки информации.
Больному человеческому воображению свойственно слышать те или иные назойливые звуки, так называемые фантомы — мелодию, чью-то случайно брошенную реплику или пару рифмованных строчек. Эти постоянные рефрены настолько въедаются в сознание, что частично вытесняют ранее сложившиеся представления об окружающем мире — создают свою, гипертрофированную реальность.
Если мозг Донована каким-либо образом поврежден и все-таки способен противодействовать моей воле, ситуация становится неуправляемой. Нужно подумать о том, как в в случае опасности парализовать его. Но пока у меня нет ни одного подходящего решения.
5 декабря
Сегодня я вернулся в «Рузвельт-отель». Чувствую себя намного лучше, но все еще вынужден ходить в гипсе. Впрочем, он уже не мешает мне, как раньше.
Человеческое тело умеет приспосабливаться к неестественным условиям.
