Мне было приятно, что в трудную минуту Дженис оказалась рядом со мной. Я бы не возражал, если бы она решила побыть здесь немного дольше, чем положено медицинским сестрам.
Я снова закрыл глаза.
И уже в следующее мгновение меня оглушила жуткая, ни с чем не сравнимая боль.
Гипсовый бандаж вдруг отяжелел, превратился в тонны чугуна, безжалостно сдавившего мое тело. Руки непроизвольно сжались, ногти вонзились в ладони.
— Кодеин! Немедленно!
Если бы у меня были силы, я бы молил Бога, чтобы она поняла меня. Своего голоса я не слышал: в моих ушах стоял какой-то чудовищный гул, поднимавшийся откуда-то снизу, из самого позвоночника.
Я знал, что от этой боли нельзя избавиться, даже лишившись сознания, — она настигает человека всюду, в любом состоянии. Мне некуда было деться от нее. И знание об этом многократно увеличивало мои мучения.
И было еще кое-что, странным образом усугублявшее страдания, — все та же бессмысленная фраза: «Во мгле без проблеска зари он бьется лбом о фонари и все твердит, неисправим, что призрак гонится за ним».
Боль прекратилась так же внезапно, как и началась. Я открыл глаза и увидел Дженис, склонившуюся надо мной. Она губкой вытирала пот с моего лба. Я снова почувствовал себя легко и свободно — появилось прежнее ощущение бестелесности, блаженного парения в воздухе. Ничто не напоминало о перенесенной боли.
Отворилась дверь, в комнату вошел врач. Следом за ним медсестра вкатила столик со склянками и инструментами.
— А вот и мы, — с профессиональной бодростью произнес врач. — Боль еще не прошла?
Он подошел к лампе и стал наполнять шприц морфием.
— Спасибо, в наркотиках нет необходимости, — спокойно сказал я.
Мужчина застыл с поднятой рукой.
— Болевые ощущения не могли так быстро пройти, — каким-то неуместно-назидательным тоном изрек он.
— Я и сам удивлен, — признался я, с недоумением оглядывая собственное тело.
Удивительное дело, но я абсолютно ничего не чувствовал — ни рук, ни ног, ни даже своего поврежденного позвоночника! Как будто от меня остался один только мозг, бесстрастный и сосредоточенный на себе самом.
— Не будете возражать, если я проверю ваши сенсорные рефлексы?
Он осторожно воткнул кончик иголки в мой локоть, но я и тут не испытал боли.
Вообще никакой, как при спинальной анастезии!
— Послушайте, а вы уверены, что диагноз поставлен правильно? — спросил я.
Вместо ответа он с укоризной покачал головой — осуждал попытку подвергнуть сомнению его профессиональную репутацию.
