— Мозг живет, — выдохнул он, словно хотел возвестить какую-то вселенскую истину. — Живет, тут нет никаких сомнений! Осталось лишь вступить в двустороннюю связь с ним.
Он снова сел на край постели, прикрыл глаза и задумался. Казалось, его не обескураживала безнадежность задачи, которую он поставил перед собой.
Взяв со стола стопку энцефалограмм, он внимательно просмотрел их.
— Альфа-, бета- и дельта- частоты, — сказал он. — Но ведь они не поддаются дешифровке!
Он отложил бумаги в сторону — демонстративно отказался вникать в переплетения кривых и ломаных линий.
— К ним не подберешь ключа, — с решительным видом заявил он. — Вы пробовали, не так ли?
Я кивнул.
— Вы пошли неверным путем. И с самого начала знали, что он никуда вас не приведет…
Я принялся отстаивать свою теорию — только для того, чтобы услышать ее опровержение.
— Мне удалось установить форму кривых, соответствующих мысли «дерево». Если поочередно внушать ему другие мысленные образы, через некоторое время можно будет составить таблицу энцефалограмм, позволяющих переводить эти символы на наш язык. Теоретически для моей гипотезы требуется всего лишь одно допущение — что определенной мысли соответствует определенная форма электромагнитных колебаний, характеризующих биофизическую деятельность мозга. Что касается выразительных средств, то мы можем не сомневаться в способности нашего языка передать любое значение электромагнитного кода. Все колебания биополя ограничены диапазоном от одной второй до шестидесяти циклов в секунду, тогда как слух воспринимает звуковые колебания от десяти до шестнадцати тысяч герц. Следовательно, у звука вариативность больше, чем у мысли.
Шратт покачал головой.
— Выразительные средства языка зависят не от частоты звуковых колебаний, а от их организации во времени — от чередования звуковых волн разной длины. Вы и в самом деле добились успеха: мозг Донована воспроизвел электромагнитные колебания идентичной формы. Но значит ли это, что он думал о том же, о чем думали вы? Обратите внимание — фиксация этих кривых на бумаге заняла гораздо больше времени, чем потребовалось вам, чтобы мысленно представить образ дерева. Откуда вам известно, о чем он думал в оставшиеся секунды? Нет, я полагаю, нам придется отказаться от гипотезы качественного сходства энцефалограммы и телеграфной азбуки.
Он был прав. Но какую альтернативу мог я предложить взамен своей ошибочной теории?
— Скорее уж нам удастся установить с ним телепатическую связь, — задумчиво произнес Шратт.
