— Да как ты смеешь, мэй? Я обоих спрашиваю: кому я буду играть свадьбу? С кем останусь жить в деревне?
Чуял сердцем дед Дорикэ — не к добру их отъезд в город. Уедут, навряд ли вернутся. Но что он мог поделать? Напоследок пригрозил:
— Копейки не вышлю! Так и знайте! Неоткуда взять. Как без меня проживете?
— Проживем как-нибудь, тата, — сказал Михай. — Не маленькие. Прокормимся, как все люди, сейчас не засуха. Вагоны разгружать будем, с голоду не умрем.
— Кто будет разгружать вагоны? Ты, Михай? Ты?! — со спокойным презрением спросил дед Дорикэ. Он остыл уже, поняв, что им не столковаться. — Да что ты говоришь? Пес Тэркату и тот над тобой смеется. Ты, белоручка, будешь разгружать вагоны? Кому ты это говоришь? Мне? Поищи дурака, чтоб тебе поверил. Да ты соломины с земли не поднял, сколько я тебя знаю…
В конце концов дед Дорикэ помирился с парнями. Видать, напрасно мечталось долгими зимними вечерами под свист ветра на стыне, что вернутся дети, построят рядышком дома, сыграют свадьбы одну за другой, а он, дед Дорикэ, бросит к чертовой бабушке овец (разве не лучше устроиться сторожем в саду, где можно круглое лето дрыхнуть пузом кверху на солнышке?) и будет качать внуков, сказки им рассказывать. Пришлось выкинуть потом все эти глупости из головы, стереть из памяти, как вытирают классную доску тряпкой. Что поделаешь? У каждого человека своя звезда.
Дорога, как всякая дорога, если бы знала, что заботит деда Дорикэ, может, и сказала бы свое слово, а так она молчала, утоптанная, пыльная. А дед Дорикэ шагал себе дальше, заломив соломенную шляпу на затылок и изредка утирая пот со лба. Мэй, мэй, что с этим солнцем? Чего оно так жарит?
А с Михаем как было? Кто-нибудь знает? То-то и оно, что не знает. Я и сам только чуть начинаю понимать. Роюсь в стариковской своей памяти, выискиваю по крохе то одно, то другое, леплю воедино давние события, и будто что-то начинает проясняться. Что такое жизнь человека? Горсть воспоминаний или досужих выдумок, да и те часто брошены в чужую почву, на которой прорастают чужие всходы — людская молва. Это и есть жизнь человека? Может, жизнь — то, что продолжается в других людях? А если они, эти другие, злобились, причиняли тебе немало горя, что тебе осталось в жизни? С Михаем, с сыном твоим, как было? Но, может, он сам объяснит.
— Ты приехал, Михай! Ну не прячься в тени, выходи-ка на солнышко и расскажи: как было?
— Что рассказать, тата?
— Ну говори, говори, как все было. Я старый человек, может, ошибаюсь, запамятовал что.
