— Тоже, — буркнул венгр.
— И мне, пожалуйста. — Итальянец сел за стол и вопрошающе уставился на Зарудного. — Откуда вам известно, что я родом из Нолы?
— Из школьной программы, — не моргнув глазом соврал Иван. В учебнике, он это прекрасно помнил, город Нола не упоминался. Но сейчас главным было направить разговор по другому, безопасному руслу. — Ваши мысли о строении Вселенной…
— Вы не находите, что наш друг разительно изменился? — прервал его Радноти. — Зтот внезапный интерес к мирозданию…
«Продолжай, Миклош, — подбодрил его Иван. — Смейся надо мной, шути, измывайся. Я пе обижусь».
Выразительные глаза Джордано переместились с Зарудного на Радноти. Итальянец понимающе улыбнулся.
— Все мы непрерывно меняемся, синьор Радноти. Из нас истекают одни атомы, притекают новые.
— Хотите сказать, человеку присуще непостоянство? — усмехнулся венгр.
— Нет вещества, которому по природе подобает быть вечным — Выражение лица Джордано оставалось невозмутимым. Смеялись только глаза. — Исключение составляет субстанция, именуемая материей. Но и ей подобает быть в вечном изменении.
«Ну вот и славно, — облегченно вздохнул Иван. — Вот и прекрасно». Он уже не вникал в то, о чем они говорят. Он слышал их голоса, видел оживленные лица: то серьезные, то смеющиеся, и уже одно это успокаивало его и радовало.
— Коперник ставит Солнце в центр мироздания, — продолжал Миклош. Иван для него перестал существовать. — Вы это отрицаете. Но тогда где, по-вашему, центр Вселенной?
— Нигде. — Ноланец достал четки, положил на стол рядом со своим прибором. — У Вселенной нет и пе может быть центра. Она едина и бесконечна. И наше Солнце всего лишь одна из необозримого множества звезд.
Официант принес завтрак, но спорщики этого даже пе заметили. Иван ковырялся ложкой в каше, беззвучно мурлыча «Катюшу».
— …Смерть? — Бруно прикусил нижнюю губу, упрямо качнул головой. — Ее нет. Никакая вещь не уничтожается и не теряет бытия, но лишь случайную, внешнюю, материальную форму. Человек, увлеченный величием своего дела, не чувствует ужаса смерти. Он способен все обращать в благо. Даже плен использовать как плод большой свободы. Даже поражение превращать в победу.
«Ай да Ноланец! — восхитился Иван. — Такого ничем не согнешь».
В зале стало многолюднее. Зажглись люстры. Негромко заструилась скрипичная мелодия. Гурман-ассириец сосредоточенно обгладывал бараний бок. Ивану вдруг вспомнились стихи, которые читал Курбатов. Как давно это было! Тысячу лет назад. Стихи о Ноланце. Иван отодвинул в сторону тарелку с овсянкой. Зажмурился, вспоминая.
