— Пожалуйста, — говорит Ветошин, обращаясь ко мне, — мы вас слушаем.
— Я расскажу обо всем так, как было. А если что не так, пусть капитан Климов мне возразит.
— В моем донесении все уже сказано.
— Я не читал вашего донесения.
— Что ж, послушаем! — Климов хотел было закурить, но спрятал табакерку в карман: надо было спросить разрешения у подполковника.
Я рассказываю, Климов молчит. Потупил голову и смотрит в землю. Лицо Ветошина пожелтело, омрачилось. А когда я закончил, подполковник еле выговорил, сокрушаясь:
— Да как же вы дошли до жизни такой, товарищ Климов?! Такого еще в танковых войсках не случалось!
— Но я старался навести порядок, товарищ гвардии подполковник. Они отступали…
— Три года назад мы все отступали. Но даже в те тяжелые времена не теряли рассудка.
— Не знаю. Рота выиграла бой!.. Меня он, этот ваш комсорг, может не признавать, но моих людей!.. За своих людей я любому горло перегрызу! До самого бога дойду, а подчиненных в обиду не дам. Меня вам не удастся очернить, товарищ Михалев! Где это еще было видано: офицер выиграл бой, предотвратил панику, можно сказать, жизни своей не жалел — и его же осуждают! Такие безобразия творятся только у нас, где комсорги уже начинают командовать. Я этого так не оставлю!
Чем он больше ругал меня, тем легче становилось на душе. Теперь я видел, что сомнения мои были не случайны, что в дальнейшем с Климовым было бы воевать труднее, да и почти невозможно, он попал бы в ряд «непогрешимых личностей». Хотя он все равно сломал бы себе шею. Рано или поздно. У авантюризма одна дорога — в пропасть.
Меня Ветошин отпустил, а с Климовым еще долго беседовал. Расстались они вроде по-хорошему. Я думал, что на этом все и кончится. Но замполит в тот же вечер прислал за мной машину. Когда я подошел к нему, он сухо ответил на мое приветствие и сказал:
— Что же это вы сразу не доложили обо всем? Или первый день в армии находитесь?
— Я думал, что он сам доложил.
— Он-то доложил… Так, что наградную уже заполнили! Ну и дружок у тебя! — И неожиданно весело подмигнул: — Ничего, могло быть и хуже. Я объяснил Ветошину: ты вовсе не собирался покрывать Климова. Командир полка огорчен.
— Вы же знаете, какими правами наделен комсорг полка.
— Знаю. Ты сделал все, что мог.
— Нет, товарищ гвардии майор. Я жалею теперь, что не сделал самого главного. Не набил ему морду. Пусть бы даже после этого в штрафной батальон попал.
— Что ж, может быть, следовало и набить ему морду. Только, Михалев, это не главное. Сам, конечно, понимаешь.
