(Много лет спустя, в середине 80-х годов, я сняла огромную квартиру в арабском доме в Яффо. Высокий потолок, двустворчатые двери, венецианские окна и дивный аквариум мягко и мощно освещенного пространства этой квартиры напоминали мне наш дом таким, каким он был в годы моего детства. Однажды я поймала себя на мысли: «Ну вот… всех выселила… наконец-то».)
Впрочем, меня все меньше и меньше интересовало происходящее: ведь вот-вот мы с бабушкой получим разрешение и уедем жить во Францию, к старшей маминой сестре Регине.
«Их отпустят, конечно, отпустят, — шушукались родственники. — Не имеют права не пустить племянницу к тетке! Они не имеют права!»
Долгожданный ответ пришел так: учительница русского языка, она же — классный руководитель вошла в класс в сопровождении двоих неизвестных с подчеркнуто равнодушным выражением лиц. Меня без предупреждения вызвали к доске.
— Ты хочешь жить в стране, где человек угнетает человека?! — Сара Давыдовна сделала отчаянное ударение на слове «хочешь». Оно было произнесено с ужасом, возмущением и, как мне показалось, с мольбой.
— Нет, — услышала я в полной тишине свой уверенный и звонкий голос хорошо успевающей ученицы, — я хочу в лагерь.
— Лагерь…? — тихо выдохнул один из сопровождающих.
— Да, в пионерский лагерь.
(Бабушка не отпускала меня в пионерлагерь, опасаясь, как бы я там не завшивела.)
«Старуха может отбыть к дочери в Паринье л'Эвек (Франция) на постоянное место жительства. Советская же пионерка выразила желание остаться», — гласил официальный ответ.
Не знаю, кому понадобился тот спектакль в школе. Шел 1957 год, и никого не отпускали в страны, где человек угнетает человека. Через несколько дней мне была вручена льготная (как сироте) путевка в пионерлагерь «Коммунальник». Бабушка отказалась воспользоваться разрешением на выезд к дочери во Францию. Ее несознательные протесты против пионерских и вообще лагерей не были приняты во внимание. Может быть, потому, что к тому времени она уже давно перестала носить шляпки?
«Суд Соломона» в производство не годился: постановка фигур, драпировки, детализация кистей рук и стоп, аксессуары — все это было слишком сложно для формовки и перевода в серебро. Нехотя отсчитав сумму, меньшую, чем мы договаривались, и проворчав что-то о том, что он, дескать, не социальная помощь, заказчик уложил все фигурки в коробку из-под ботинок и унес ее с собой.
«Суд» был одной из многих композиций на темы из Танаха
