— А собаки? — спросил Прокл, живо представив одичавших свиней, вырвавшихся на свободу.
— Собак они еще за проволокой пожрали, — усмехнулся над неосведомленностью Прокла Григорий. — Загонят всей бандой на илистое мелководье, в озерную грязь, и рвут на клочки. Визгу, шерсти, вся вода красная. У них, видишь, на чистом воздухе инстинкты пробудились и клыки отросли.
В кустах послышался шорох, и все трое обернулись на ночной звук.
— Интересно, а огня они боятся? — спросил Прокл.
— Хрен их знает, — с большим сомнением сказал водитель, бдительно всматриваясь в темноту, — по мне так они ничего не боятся, если уж человечину жрут. Ну, помянем Кривенку. Не хотел бы я такой конец принять. Хоть и дрянь человек был, а жалко.
— Не буду я за него пить, — сверкнул очами Григорий, — такое озеро, гад, загубил. Один родник с синей глиной чего стоил. Трава выше берез. Глина лечебная была. Я уж о воде не говорю. С похмелья, бывало, выпьешь стакан — и голова не болит. Нет, что ни говори, а свиньям свободу нельзя давать: что не сожрут, то изгадят. Не буду я за Кривенку пить.
И выпил.
— Вкус странный, — поделился впечатлением от выпитого Прокл, — на портянках, что ли, настаивали?
— На мухоморах, — ответил мрачно Григорий. — Я никогда не принюхиваюсь. На черемухе — так на черемухе, на табаке — так на табаке. Мне по барабану: хоть обухом по башке — лишь бы с ног сшибало.
— Кривенка самогон из березового сока гнал, — вспомнил водитель добрым словом покойника.
В кустах снова зашуршало.
— За ружьем схожу, — сказал, вставая, больше для шуршащих в темноте, чем для сидящих у костра, Григорий.
— Мыши, наверное, — неуверенно предположил Прокл.
— Может, и мыши, — с большим сомнением ответил водитель, — а может быть, и не мыши. Я в последнее время в чертей стал верить.
Подошел Кабан с ружьем и без лишних слов выстрелил на звук. Темнота взвизгнула и послышался удаляющийся треск кустов.
— Подыхать побежал, — с удовлетворением сказал Кабан.
— Кто? — испугался Прокл.
— А хрен его знает. Наливай.
После мухоморовки тревога улеглась, и водитель снова заговорил о приятном:
— И так они его обглодали — только по золотому зубу и узнали. То ли он выпивши был, то ли бдительность потерял. Короче, от собственного свинства человек пострадал. Его Васька Хромой нашел. У него на Линевом скрад был — шалаш-гнездо на осине. По пьяному делу, конечно, свалиться можно, зато безопасно: ни одна свинья тебя не достанет. Заплыл он как-то в камыши в свое оконце, глядь — червей забыл. Пришлось к устью ручья выплывать. Там только листья отгреби — этих выползков не считано. Смотрит — что такое! — из кучи навоза кроссовки сорок пятого размера торчат. Потянул за один — а из навоза мосол тянется.
