— Можно в пальто? — сказал он. — У вас тут холодновато, а меня здорово прохватило, пока добежал. Мороз завернул к ночи-то.
С ним никто не заговорил, и от этого стало всем неловко. Мотовилов подумал, что ему опять отказали, и недоуменно глянул на того, кто его пригласил сюда. Николай обвёл товарищей взглядом, понял, что никто больше не возражает, довольно улыбнулся и повернул голову к Мотовилову.
— Так мы согласны, — сказал он.
— Согласны? — Теперь и Мотовилов присмотрелся, с кем имеет дело, но его пристальный взгляд, переходящий с одного на другого, никого не смутил. — Что ж, — сказал он, — народ вы серьёзный, хотя и молодой. А где ваш товарищ, который приходил ко мне?
— Волков?
— Да, Волков.
— Его нет.
— Жалко. Через него ведь началось наше знакомство. Хотелось видеть его сегодня здесь. Толковый юноша. Дельный.
— Что, думаете назначить его своим помощником? — сказал Вершинин. Этот долговязый желчный гимназист всегда отличался несдержанностью. Сейчас он стоял, скрестив руки на груди, у голландской печи и заносчиво усмехался. — Думаете установить иерархию? Она осточертела нам в гимназии, а здесь мы все равны.
— Вершинин, — сказал Федосеев, — никакой иерархии нам не навязывают. Нам хотят только помочь. Так ведь, Николай Александрович?
— Нет, я просто хочу вместе с вами искать дорогу. Хотя Волков и говорил мне, что ваш кружок создан только для саморазвития, но вы, конечно, перешагнёте эту цель и найдёте свой путь, раз усомнились в народнической программе.
— О программах говорить ещё рано, — сказал Федосеев. — Сомнение вызывает у нас только каталог, который ходит по Казани. Он устарел.
— Попробуем составить новый, — сказал Мотовилов. — Я кое-что наметил.
— А ну, ну? — сказал Вершинин.
Мотовилов сунул руку под пальто и достал карманную, обрезанную тетрадку.
— Вот, послушайте, — сказал он. — Первым у меня тут идёт «Царь-Голод».
— Это не новинка, — перебили его. — Баха давно все прочитали.
— Прочитали? Я начал с этой книги потому, что она родилась здесь, в Казани. Её надо знать.
— Знаем, почтя наизусть выучили.
— Ага, даже так? Что ж, тогда можно на ней и не останавливаться. Вычёркиваем. В таком случае, первым пойдёт Миртов.
— «Исторические письма»?
— Нет, «Социальная революция и нравственность». Книга для Казани малознакомая. Достать можно в одной частной библиотеке.
— Эту не знаем. Надо включить.
— Да, оставить, оставить.
— Хорошо, оставим. Следующий — Флеровский,
«Положение рабочего класса в России». Будем знакомиться?
