— Отступник!
— Продался капиталистам!
— Заелся там в Женеве!
— Все они там заелись.
— Аксельрод, говорят, торгует кефиром.
— «Освобождение труда»! Только название. Западня, ловушка!
— Они хотят столкнуть русского мужика под колесо капитала. Хотят погубить святая святых.
— Плевать им там на русского мужика.
— Господа! — громко сказал Николай. — Нельзя ли ругательства заменить серьёзными возражениями?..
Шум не унимался, и видно было, что настоящего спора не получится. Николай склонился с подоконника, тронул за плечо молодого парня.
— Вы — Пешков?.. Давайте удерём отсюда.
Они открыли окно и вылезли в сад. Пробрались сквозь мокрые ветви я забору, перемахнули через него и очутились на улочке, слабо освещённой луной.
— Как свежо! — сказал Николай. — Утром пахнет. И осенью. Взбесил их Плеханов. Не по нутру. — Они обогнули духовную академию и вышли на пустынное Арское поле. — Значит, вы булочник? Работы у вас много?
— Хватает.
— А свободного времени?
— Бывают и свободные часы.
— Чем же вы их заполняете?
— Читаю.
— Что?
— Что попадает под руку.
— Плохо. Надо выбирать. Я могу вам помочь… С рабочими не общаетесь? Не с кустарями, а с фабричными или заводскими?
— Так, случайные знакомства.
— Слышал я об этой булочной вашей. Странно, что вы занимаетесь чепухой. Зачем это вам?
Пешков приостановился, глянул Николаю в глаза.
— Зачем, говорите? — Он потупил голову и нахмурился. — А зачем всё остальное? Зачем такая жизнь? Всё запутано, кругом слепая вражда. Вот кричат они сейчас там о русском народе. О святом русском мужике. Где он, такой? Его выдумали. Или я ни черта не понимаю. Пекаря — тоже народ. Но они с удовольствием поколотили бы этих вот своих защитников. Страшная неразбериха. Люди не могут понять друг друга. Одиночество. Самоубийства. Цианистый калий. Может, в нём только и есть смысл?
— Алексей, вы же крепкий парень. Откуда такая растерянность?
Пешков понуро шагал рядом, молчал, большой, нескладный, неприкаянный.
Они спускались по заглохшей улице под гору. Внизу в беспамятстве лежала предутренняя Казань. Бледно светились редко разбросанные уличные фонари. Безнадёжно и бессмысленно брехала где-то на окраине собака.
— Знаю, тяжело, — сказал Николай. — Не одному вам тяжело. Но выход не в цианистом калии. Человек должен выпутаться и выпутается. Вы тоже найдёте свою дорогу, уверен. Давайте подыщем вам настоящее дело.
— Да, наша булочная — чепуха. Вы правы. Таскаюсь с дурацкой двухпудовой корзиной, торгую, ношу записочки, передаю какие-то тайны. Игра. Ни к чему всё это, сам начинаю понимать.
