И тогда Доссо испугался, задрожал,
со всех ног бросился к дому.
С тех пор он уже не бегал по лугам
и по лесам с ружьем в руках,
но сидел на крыльце.
Звери не понимали, что стряслось,
видели лишь, что Доссо переменился.
И уже не приходили пугать его по ночам,
ступали осторожно, бесшумно,
опасаясь разбудить его.
Ведь они не знали, что Доссо
стал глухим. И даже петух,
который всегда путал время
и кукарекал за четыре часа до рассвета, —
даже он теперь молчал,
чтобы не потревожить сон ребенка!
Пел мальчик. Полковник, стоявший неподалеку, пытался разглядеть его, но в темноте мало что удавалось различить.
Как только мальчик продолжил песню, начатую было Маттео, ветер присоединился и стал подпевать ему. Из них получился прекрасный дуэт, словно оба тщательно отрепетировали этот номер. Воспрянув духом, Маттео извлекал из леса удивительной красоты созвучия, как двадцать лет тому назад. Вершины елей плавно покачивались в такт музыке. В конце песни мальчик вышел на пару шагов вперед и оказался в круге лунного света. Полковник узнал Бенвенуто и решительно направился в его сторону.
— Кто тебе позволил, — закричал Проколо, — шастать по ночам где попало?
Испуганный столь внезапным появлением своего дяди, Бенвенуто попятился и бросился наутек вместе с тремя или четырьмя товарищами, которые до сих пор сидели в тени.
Когда мальчиков след простыл и растаяло долгое эхо, раскатившееся по лесу от резкого выкрика полковника, Проколо вышел на середину поляны и громко приказал:
— Ну, продолжайте! Давайте же, пойте снова. У вас неплохо получалось.
Но песня Маттео смолкла, и наступила тягостная тишина. Проколо заметил, что духи быстро и украдкой расходились прочь. Один из них, с пузатым бочонком в руках, скользнул на поляну и, постучав по обручу, позвал мерцающие огоньки, которые послушно спустились с деревьев на землю и нырнули в бочонок. Собрав все огоньки до последнего, дух тоже скрылся в чаще.
Проколо увидел, что лишь один дух задержался на краю поляны.
— Что еще за фокусы? — возмутился полковник. — Праздник закончился из-за того, что убежали мальчишки, да? Ну а я не в счет?
Дух подошел к нему. Это был Бернарди.
— Ничем не могу помочь, увы, — ответил он. — Маттео, кажется, улетел. И потом, мои сородичи всегда благоволили к детям.
— До чего же вы похожи на людей, — сказал полковник с горечью. — Пока дети маленькие, с ними носятся, как с писаной торбой; но вот они вырастают, жизнь их как следует треплет, они узнают на собственной шкуре, что такое усталость, и тогда никому ты уже не нужен.
