Когда ты срубил мне голову разом”.
“Клянусь Господом, — проговорил Гавейн, —
Я на тебя ничуть не обижусь,
Независимо от того, что со мной будет.
Но ограничься одним ударом.
Я смирно стою, руби с одного
взмаха!”
Наклонил он белую шею,
Словно была тут плаха.
Сам же не стал бледнее —
Не Гавейну дрожать от страха!
91 Тот рыцарь тяжелый топор поднял,
Вложив всю силу свою в секиру,
Размахнулся так, что морозный воздух
Рассекло со свистом сверкающее лезвие.
Упади топор с эдакой силой,
Разрубил бы надвое сэра Гавейна!
Глянул Гавейн на секиру искоса —
И еле заметно дернулись плечи.
Глянул рыцарь на Гавейна грозно —
И резко в воздухе задержал оружие:
— “Ты — не Гавейн, — сказал он сурово, —
Ведь Гавейн — выдающийся рыцарь,
Ни перед чем не знающий страха,
А ты до удара уже ускользаешь.
Не может Гавейн быть таким трусливым.
Я в прошлом году и не шелохнулся,
Голова укатилась — я и не вздрогнул.
А ты до удара дрогнул душою.
Я лучший рыцарь, чем ты, признай это
смело”.
“Больше не вздрогну, — сказал Гавейн, —
Но тут ведь такое дело,
Если моя голова упадет меж камней,
Ее, как твою не приделать.
92 Поторопись, приятель, честью клянусь,
Что приму удар и даже не шелохнусь,
Пока твой топор меня не ударит”.
“Получи же, — вскричал тут его противник
И поднял секиру, — да совершится!”
Засверкал зрачками Зеленый Рыцарь,
Замахнулся — но замерло в воздухе оружье.
Твердо Гавейн ожидал удара,
Но не последовало удара.
Гавейн стоял, как скала, как пень,
Который корнями крепится к почве.
И заговорил вновь Зеленый Рыцарь:
“Теперь, когда мужество твое вернулось,
Я в самом деле тебя ударю.
Пускай твое рыцарское достоинство
(А тебя ведь сам Артур посвятил),
Пусть оно, если только сможет,
От секиры спасет твою сильную шею”.
Гавейн рассердился: “Давай, ради Бога,
Злобный тип, заруби меня, да поживее;
Слишком много слов — или сам испугался?”
“Погоди! — перебил Зеленый Рыцарь, —
Так злобна твоя речь, что теперь
терпеть
Я дольше не стану”.
Гавейн не мог тут не побледнеть
(И это вовсе не странно —
Ведь он не надеялся уцелеть!).
93 Зеленый Рыцарь вскинул топор,
Но, несмотря на ярость удара,
Легко, словно бритва скользнула по шее,
Едва оцарапав ее, секира.
Струйкой на снег брызнула кровь.
Гавейн, увидев кровь на снегу,
Рванулся вперед, надел свой шлем,
Одним движеньем приладил щит[91],
Стремительно схватил сверкающий меч,
Яростной речью воздух потряс
(Ни разу в жизни так счастлив он не был!):
“Нет уж, сэр, никаких ударов!
Я принял один, как было условлено,
Но если вы намерены снова, —
