Равномерно разбросаны по высокой прическе,
По двадцать камней в каждой кисти;
Прекрасное лицо и шея открыты,
Грудь и спина обнажены смело.
Вошла в спальню, дверь затворила,
Отдернула от окна тяжелую штору,
Окликнув Гавейна: “Как вы можете
спать
В этом ярком утреннем свете!”
Рыцарь, однако, опять
На это ничего не ответил,
Хоть не мог ее не услыхать.
70 Гавейн, на грани глубокого сна,
Бормотал беспокойно о том, что будет,
Что день грядущий готовит ему
Самую серьезную встречу с судьбой:
Завтра, завтра Зеленый Рыцарь
Должен отдать ему тот удар,
На который несчастный ничем не ответит...
Но вдруг вошла великолепная дама,
Ото сна он очнулся, ответил на приветствие.
Направилась к нему она, нежно смеясь,
Наклонилась к его красивому лицу,
Поцеловала Гавейна изящно и искренне,
Он же ответил обаятельной улыбкой.
Когда же разглядел, как красиво одета,
Как весела она, бодра, безупречна,
Пылкая нежность наполнила его сердце.
С учтивой улыбкой он начал беседу,
И в легкости, и в веселье все это
происходило.
Речь за речью приятно звучала,
Им серьезная опасность грозила,
Но Святая Дева его охраняла
И за ними все время следила.
71 Поскольку подводила благородная дама
К самому краю его незаметно,
Ему оставалось только ответить
На ее любовь иль оскорбить отказом.
Особенно был сэр Гавейн озабочен:
Не хотел показаться неучтивым и грубым,
Но более того опасался, как бы
Грех не свершить, гостя долг не нарушить,
Не поступить предательски по отношенью
К радушному хозяину, — “Охрани меня, Боже!” —
Он отделывался шутками от нежностей хозяйки.
И сказала Гавейну прекрасная дама:
“Очень не по-рыцарски не полюбить женщину,
Сильно страдающую от страстной любви,
Да еще и лежащую рядом с вами!
Возможно, у вас возлюбленная имеется,
Которая вам больше нравится и которой
Во всяческой верности вы клятву дали?
Так ли это? Скажите мне честно,
Не прячьте правду, во имя всех святых.
Ну, отчего?”
“Святым Иоанном клянусь, — был ответ,
Сопровожденный улыбкой его, —
Честное слово, никого у меня нет,
И не собираюсь любить никого”.
72 Ну, что уж хуже таких речей, —
Смиренно и скромно сказала дама. —
Тяжело такой твердый ответ услышать.
Но прошу вас, пожалуйста, поцелуйте меня,
Прежде чем уйду я: ведь влюбленной особе
Остается лишь оплакивать свою участь”.
Она, вздохнув, над ним наклонилась,
На прощанье нежно поцеловала:
“Дорогой мой рыцарь, утешьте меня вы,
Прощаясь, хоть перчатку подарите на память,
Чтоб, глядя на нее, я о вас вспоминала
И тем утешала себя в своем горе”.
Со всей вежливостью ответил Гавейн:
