Загнаны в звонкий ручей и зарезаны[68].
Так умелы охотники, гончие так огромны —
В мгновение ока забили оленей.
Егеря собрали добычу, разбросанную
на склонах.
Лорд впереди скакал,
Пред трофеями останавливал конных.
Но вот день веселья и миновал,
Скрывшись за пологом облаков сонных.
48 Пока охотился на опушке лорд,
Гавейн нежился в мягкой постели,
Подремывая, а утро скользило по стенам.
Но вот услышал он слабый шум —
Это дверь открылась, — он голову поднял,
Отодвинул легкий край балдахина,
Осторожно глянул в сторону входа —
Кто там? А там прекрасная дама,
Лучшая изо всех, кого только можно обнять.
Дверь, чуть помедлив, за собой затворила
И подошла к постели. Он притворился спящим.
Она ждала пробужденья Гавейна,
Нежно опустившись на край кровати,
А тот, еще долго не двигаясь, думал:
“Зачем она здесь, знатная леди?
Может быть, просто взять, да спросить ее?”
Потянулся, проснулся, повернул голову,
Притворясь пораженным, попытался
перекреститься.
А ее лицо то краснело, то бледнело —
Явно было не время молиться:
С нежной улыбкой она глядела,
Чего-то от него желая добиться.
49 "Доброе утро, сэр, вы так беззаботны.
Войди кто угодно — вот вы и попались;
Я вас вообще не выпущу из постели”, —
Так шутила она, и отозвался рыцарь:
“Доброе утро, достойная дама.
Поступайте со мной, как вы хотите,
В вашу власть отдаюсь с удовольствием,
Но о маленькой милости молю, если можно:
Позвольте пленнику пристойно одеться.
Я не прочь покинуть прекрасное это ложе,
Ведь одетому больше благ от беседы”.
“Ну уж нет, — начала она новую речь, —
У меня на вас, мой милый, иные виды:
Буду держать вас вот так в кровати
И беседовать с вами, покорным пленным.
Вы ведь славный Гавейн, вас все уважают,
Ваша слава справедливо спешит пред вами.
Мы здесь одни. Муж с людьми на охоте,
Прочие просыпаются, как правило, поздно,
Дамы мои далеко, и дверь заперта.
Можем мы с вами долго наедине
побыть.
Я бы рада в беседе с вами
Каждое утро так проводить,
Как хотите, но скажу, между нами,
Мой долг — вам во всем служить”.
50 "В самом деле, ваша речь великолепна,
Привлекательна, проникновенна, — сказал Гавейн, —
Но вашего восхищения я не достоин.
Я должен был бы вполне быть доволен,
Если б вы сочли меня способным служить вам
Делом и словом — я стал бы счастливцем!”
“Ах, в самом деле, — сказала леди, —
Если б я недооценила ваши совершенства
И отвагу, которая всех восхищает,
Комплименты были б дурной услугой.
Есть множество дам, дорогой мой рыцарь,
Что вас вожделеют иметь в своей власти,
