— Ну выйди, Аль.
— Езжай домой, спать людям не мешай, и мне спать надо, не мешай.
Лицо скрывается. Захлебывается мотор. Парень стучит в окно. Еще раз стучит. Никакого ответа. Садится, с ревом уезжает. Другие женихи, заглушив моторы, следят из укрытий, из-за углов. Минута, другая — и новый подкатывает. Стучит. Опять Алино лицо. Молча смотрит в окно, ждет. Парень еще раз стучит, Аля не отзывается, стоит у окна, парень снизу не видит ее.
— Доктор! Мне нужно доктора!
— В чем дело? — отзывается Аля.
— Мне перевязать срочно.
— Кого перевязать?
— Меня.
— Что с тобой?
— Упал с мотоцикла.
— Когда?
— Только что, к вам ехал.
— Зачем ехал?
— На перевязку.
— А упал когда?
— Только что.
— Знаешь, что? Я сейчас дядю Мишу позову. — Отходит Аля. Молчание.
— Ну, Аля, ну честно, перевяжи. Аль! Аль!
Никакого ответа. Почесал голову, сел на свой мотоцикл, загудел. Две-три минуты — новый под окном. Каждому кажется, что именно он нужен Але, именно ему повезет. Стучит. Аля не отвечает.
— Але! Але! Слышите там? Мне врача надо. Тут врач живет?
— Ну что там еще?
— Врача нужно, дедушке плохо.
— Откуда вы?
— В Мызине живем, дедушке плохо.
— Что с ним?
— Плохо.
— Как фамилия?
— Козловы мы, дедушке плохо.
— У Козловых нету дедушки.
Легла Аля. Поканючил еще немного, уехал последний жених. Тихо над деревней. Красная луна взошла из-за леса. От пруда доносится грустное пиликанье Алексея Ликинского.
Утро. Аля принимает больных. Дверь приоткрывается, заглядывает старушка.
— Входите, бабушка, — говорит Аля, встает, встречает старушку. — Скажите вашу фамилию, бабушка, — спрашивает Аля, собираясь записать.
— Фамилия Сталоверова.
Бабушка все время улыбается или щурится так, словно улыбается.
— Сталоверова? Может, Староверова?
— Может, и так.
— А правильно как?
— Так-то. Как напишешь. Больно уж бабы наши хвалют тебя. Пойду, думаю, пожалюсь, больно уж бабы хвалют.
— Да что вы говорите, бабушка, — Аля краснеет. — Как зовут-то вас, бабушка?
— А так-то и зовут, бабушкой. А то еще бабкой.
— Ну а дедушка как зовет вас?
— Дедушко? И он так-то звал. Ты, говорит, бабка, помоги подняться, чтой-то хорошо мне стало, на солнышко хочу поглядеть. Одела его, помогла на свет выйти, сидим на скамеечке, а он все глядит, глядит, больно рад, что легче ему стало. Ну вот, говорит, поглядел, а теперь отдохнуть маненько хочу. Отвела назад, уложила, шубой накрыла. Хорошо, спрашиваю? Хорошо. К соседке пошла. Дедушко, говорю, мой встал, хорошо ему. Посидела там, прихожу, спит он. Хорошо, говорю, тебе? Не отвечает. Рука висит. Дедушко, говорю, ты чего, помер, что ли? А он не отвечает, холодный уже. А звал меня так-то, бабкой, а то еще бабушкой.
