— Гранаты пусть берут, но не за счет продовольствия. При операции я могу согласиться — больше боеприпасов, меньше караваев, но на подходе, когда нужно накопление сил для броска…
— Конечно, вы тоже правы, — согласился Батраков, — но десантник научен опытом. Он приучен на тетю не надеяться. Вот увидите, когда пойдем на Крым, ничто его не остановит. Письма будут выбрасывать, белье, а патроны брать.
— Тогда и приказ им будет такой.
В комнате, указанной помхозом, кроме Манжулы и Горбаня, их поджидали парторг батальона Линник, застенчивый, сравнительно пожилой человек, и комсомольский организатор Курилов, молодой лейтенант с узким лицом и волевым подбородком. Батраков на ходу распоясался, бросил сапоги. Он начал переодеваться и одновременно инструктировал Линника и Курилова, наклонившихся к нему, чтобы расслышать его тихий и быстрый говорок. Букреев слышал, что его мысль о беспрекословном выполнении всех приказов разъяснена замполитом со строгой отчетливостью. Букреев мог лишний раз убедиться в том, что его заместитель очень практичен, целеустремлен в политработе, ясно определяет задачу коммунистов и комсомольцев в предстоящей операции. Батраков привык точно и с партийной добросовестностью выполнять свои обязанности на войне, так же как в свое время он на Кировском заводе обтачивал на токарном станке детали; так же, как потом, мобилизованный в политотдел маши- но–тракторной станции, он в башкирской деревне скромно, но с железной настойчивостью проводил линию партии, доверившей ему работу в деревне.
Теперь, в войну, он, уверенный в справедливости того, чему отдавал всю свою жизнь до сих пор, выполнял порученное ему дело. «Хороший Батраков, — подумал Букреев, — с ним как‑то надежно».
С сожалением сбросив свои темносиние бриджи, залоснившиеся от седла, Букреев надел холодные и жесткие ватные брюки со штрипками. Следуя примеоу замполита, он впервые надел тельняшку и на нее армейскую гимнастерку с вышитым на рукаве якорем на черном фоне шеврона, окаймленного золотым сутажем.
— Ворот расстегнуть? Морскую душу показать? — пошутил Букреев.
— Морская душа и без показа видна. Ее нарочно не покажешь, не застегнешь. Вот какие дела, Букреев. — Батраков прикрепил к поясу полевую сумку, повесил на плечо автомат и тихо добавил: — Я пока свой народ обговорю, ты… вы… — поправился он, — черкните письмецо домой, жинке.
— Почему именно сейчас?
— Шагаев просил. Чтобы с человеком, который за ней выедет, передать. А то уйдем в десант, другие дела при- Дут… Письма надо передать сегодня же Шагаеву, просил.
