Валерий не помнил, как он бежал обратно к старой избе, на крыльце которой одиноко и растерянно стоял мальчик. Но, видно, в глазах Валерия была такая любовь, такое стремление прижать к себе, защитить не только его, шестилетнее еще слабое тело, но и всю его будущую жизнь, всю судьбу, что лицо ребенка невольно осветилось улыбкой.
Гримаса счастья, так предательски похожая на гримасу боли, исказила лицо отца. Она уже напоминала судорогу. Он сгреб сына в охапку, притиснул к себе, и не было сейчас на всем белом свете такой силы, что могла разделить эти два существа.
Он нес мальчика на руках и, не помня других ласковых слов, тихо начал шептать ему:
Вот дом,
Который построил Джек…
Зубчатый лес с ошалевшим солнцем опрокинулся на идущих и расплавил их в своем мареве. И казалось, что Валера с сыном, прижатым к груди, перешагнул через бор, перешагнул через поле и пошел по земле к горизонту. В ту сторону, где был север…
Сны давно в этой истории превратились в явь. И поэтому неважно, сон или явь летящий за облаками самолет и приближающаяся тундра и город на горизонте с трубами-свечами, и посадочная полоса, и поле, и вокзал…
Калитин, Хангаев, Бурнусов, Тимошенко, Кабан и Бычок стояли в стороне без цветов…
А пока Валере Иванову и Славику не до них. Человек несет своего сына, медленно шагая по огромной земле. Никуда не торопясь, мерно перешагивая через моря и города, через пустыни и могучие реки. Горы для него не выше, чем кучки песка, и самые высокие облака ниже его груди. И голос его, подобный грому, слышен только открытой для будущего душе его сына:
— Нет. Это не игрушка. Там люди…
Вот два петуха,
Которые будят того пастуха,
Который бранится с коровницей строгою,
Которая доит корову безногую…
И мальчик спокойно заснул на плече отца. А Валера шел дальше, и ему казалось, что и его самого, и этот пролетевший самолет, и далекие яркие звезды нежно и властно несут волны мира. Иванов не чувствовал себя ни всемогущим, ни потерянным. Он только думал про себя, что короткое дыхание его жизни совпало и не противоречило этим безмерным движениям, и он — Валера Иванов — не вклинился в этот вечный поток гармонии.
И он еще крепче прижал к себе спящего сына. И по-прежнему шептал свою «колыбельную»:
…Лягнувшую старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу…
…Которая в темном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.
«Свои» ждали его недалеко от трапа. Хангаев, Калитин, Бурнусов, Кабан, чуть в стороне Бычок, и все — без цветов.
