Валера, дочистивший тарелку, хотел было встать, но тут поймал этот длинный, собачьей тоски, взгляд Бычка.
— Для первого, — усмехнулся Валера, торопливо положил на стол металлический рубль и бросился со всех ног вон от своей жалости, немогущества, от этой уже отлетающей души. Стакан его остался нетронутым.
Детские сады в этом далеком городе были схожи с чудом. Чего здесь только не было! И выложенные плиткой бассейны, и огромные вечнозеленые оранжереи, и какие-то веселые горки, и фонтаны. А главное — цветущие, сияющие, нарядные, абсолютно счастливые лица детишек. И в ответ невольно расцветали лица родителей, в основном молодых, немногих бабушек и дедушек, пытающихся унять, усмирить и одновременно приласкать это счастливо орущее, неистовое от радости жизни маленькое воинство.
Валера, прислонившись к стене, наблюдал за всем этим пиршеством жизни. Ему было и приятно, и неудобно, и как-то пронзительно грустно.
— А вы, дяденька, за кем пришли? За Машенькой Орловой? Она вон там… — показывали ребята на одиноко играющую около бассейна жгуче-черную девочку.
— Нет, у меня мальчик, — неожиданно ответил Валера.
— Вы за кем? — спросила молодая воспитательница.
— Да я так… Скажите, вы всех детей берете? Места у вас есть в садике?
— Через производство хлопочите. — Женщина нахмурилась. — Не хватает мест. А что делать. Не успеют приехать — и сразу рожать. Как будто нет у них других развлечений.
— Разве плохо?
— Вот я родила — и теперь из-за него здесь работаю. А до того в яслях. А я ведь химик по специальности.
— А я — плавильщик. Возьмете к себе? — Валера улыбнулся. — Поваром? — И зашагал прочь.
Он вошел в общежитие. Вахтерша с вязаньем молча подала ему телеграмму. На раскладушке под висящими в раздевалке бушлатами лежал Кабан с перевязанной рукой.
— Ты чего здесь?
— А тебе-то че? — лениво ответил Кабан. — Отдыхаю.
— Не мог поосторожней у печи? Из-за тебя чуть…
— Знаем, как ты права качал. Совесть плавильного отделения! Ха! Шестерка!
Валера опустил голову, сжал кулаки. Потом вскрыл телеграмму, удивился: «Ждем тридцатого день рождения». И подпись: «Кирилл Сергеевич».
— От кого это тебе, Иванов? Чей день рождения? — Тетя Маша всезнающе смотрела из-за очков.
— А какая разница, — пожал плечами Иванов и радостно добавил: — Еду, теть Маш!
— Куда ж етто?
— К своим, теть Маш, к своим!.. Знаешь что, Кабан? — Валера ласково наклонился к приятелю. — Я кто угодно, только не шестерка! Понял?
Валера стоял около горбольницы. В пушистой шубке вышла Нина, сестра из кабинета флюорографии. Валера шагнул навстречу.
