Выпив кофе и приняв ванну, молодая женщина устроилась за туалетным столиком и занялась своим лицом. Привычное занятие придало ей уверенность в себе. Удивительно было, что, несмотря на все пережитые треволнения, выглядела она такой же оживленной и привлекательной, как всегда. Ни страх, ни даже слезы не оставили на ее внешности никаких следов. На золотистой как мед коже лица не появилось ни единой морщинки, глаза как обычно сияли, а волосы отливали блеском. Мэри почувствовала, что как-то незаметно ее охватило возбуждение. Это обнадеживало и позволяло ей с уверенностью ожидать завтрака, на котором ей предстояло изображать веселье, даже беззаботность, чтобы потом гости могли после ее ухода сказать: как хороша сегодня Мэри! Она забыла спросить Роули, принял ли он сам приглашение и будет ли на завтраке, но надеялась, что он все-таки придет — в его присутствии она бы чувствовала себя увереннее.
Наконец Мэри закончила сборы. Когда она бросила на себя последний взгляд в зеркало, Нина приветливо ей улыбнулась.
— Синьора, такой красивой я не видела вас никогда.
— Не следует так мне льстить, Нина.
— Но это же правда! Видно, на вас благотворно подействовал хороший сон. Вы выглядите, как юная девушка.
Супруги Аткинсон были средних лет американцами, чья огромная роскошная вилла в незапамятные времена принадлежала герцогскому роду Медичи. Нынешние хозяева в течение двадцати лет собирали коллекцию картин, скульптуры и старинной мебели, что сделало их виллу одной из достопримечательностей Флоренции. Их отличало гостеприимство, и гостей они принимали помногу. Когда Мэри проводили в гостиную, там собралась, уже большая часть приглашенных. В этой просторной комнате мебель эпохи Возрождения соседствовала со скульптурными изображениями Пречистой девы работы Сансовино[6] и Дезидерио де Сеттиньяно;[7] на стенах же висели картины Перуджино[8] и Филиппино Липпи.[9] Два облаченных в ливреи лакея прохаживались по комнате — один разносил на подносе коктейли, другой — закуски. Дамы в летних платьях парижского пошива были одна красивее другой, представители же мужской части общества, также одетые в летние костюмы, отличались невозмутимостью и явно чувствовали себя здесь непринужденно. Высокие окна были распахнуты; за ними виднелся ухоженный сад, где вдоль дорожек росли подстриженные кусты самшита и кое-где стояли громадные каменные вазы с цветами и статуи времен барокко, на которых заметны были следы времени и всех гулявших по Италии ветров. В этот тихий июньский день сам воздух, казалось, приводил людей в хорошее настроение. Создавалось впечатление, что никого на свете не одолевают заботы, у всех полным-полно денег, что каждый готов без устали наслаждаться жизнью. Не верилось, что где-то существуют нищие и голодные. Да, хорошо в такой день быть живым!
