– За свою жизнь, – объяснил Лансинг, – я очень мало сталкивался с военными.
– Да, можете не сомневаться, – заверил его Пастор. – Они знают только один способ что-то делать, и ни в коем случае не два. Все по уставу. У них на глазах невидимые шоры. Они могут смотреть строго прямо перед собой. Мне кажется, что мы вдвоем должны бдительно следить за Бригадиром. Иначе он доведет нас до беды. В этом и заключается вся беда, собственно. Он злостно стремится быть лидером. У него просто фобия лидерства. Вы, конечно, заметили это.
– Да, я заметил, – сказал Лансинг. – Если помните, я с ним об этом уже говорил.
– Да, действительно, – сказал Пастор. – Он мне некоторым образом напоминает одного моего соседа. Этот сосед жил в доме напротив, через улицу, а в конце улицы обитал дьявол. Мы жили в прелестной местности, и едва ли можно было ожидать, что там окажется дьявол, но так оно и было. Думаю, едва ли многие понимали это. Я понимал, и подозреваю, что сосед, о котором идет речь, тоже понимал, хотя мы никогда об этом не говорили. Но вот в чем дело – сосед этот, даже понимая, что имеет дело с дьявольским отродием, вел себя с ним, как добрый сосед. Здоровался, когда они встречались, и даже болтал с ним. Я уверен, что говорили о безобидных вещах, просто убивали время. И если бы я намекнул на этот факт соседу, то он бы меня поставил в известность, что он не имеет предрассудков против евреев, чернокожих, нацистов и так далее. И следовательно, у него нет оснований на какое-то предубеждение против дьявола, живущего на одной с ним улице.
Мне кажется, что во Вселенной существует универсальный моральный принцип, и есть вещи всегда правильные и вещи извечно неправильные, и долг каждого из нас – уметь найти границу между добром и злом, правдивым и грешным.
Если мы признаем моральным стремиться поступать по ее законам, то нам необходимо проникать в эту разницу. И я говорю не об ограниченном религиозном подходе, который, я признаю, зачастую весьма ограничен, но обо всем широком спектре человеческого поведения. Хотя я сам не согласен с этим, но признаю, что некоторые люди уверены, что человек может быть добродетельным даже если он не исповедует какую-либо религию. Я не согласен с этим, потому как считаю – человек нуждается в бастионе собственной веры, дабы поддерживать в себе праведность так, как он понимает ее.
Пастор остановился и повернулся лицом к Лансингу.
– Возможно, я говорю все это чисто из привычки. Дома, на своей грядке с овощами, у своего белого домика, стоящего на безмятежной улице таких же спокойных белых домиков, – несмотря на присутствие дьявола в домике на ее конце, – и в моей маленькой белой церкви, среди моей паствы, я был уверен во всем, что говорил. Я мог цитировать для своей паствы любое праведное или неправедное деяние, мог определить, как им поступать – даже если поступок был тривиален. Но теперь я не знаю, прав ли я. А вдруг я ошибаюсь? Какая-то часть той каменной самоуверенности покинула меня здесь! Я был убежден раньше, теперь больше не убежден.
