Он замолчал и посмотрел на Лансинга. Он был похож на сову, разбуженную среди дня.
– Не знаю, зачем я все это вам говорю, – сказал он. – Именно вам. Вы знаете, почему я говорю все это вам?
– Понятия не имею, – ответил Лансинг. – Но если вы хотите говорить со мной, я готов вас выслушать. Если это вам в чем-то поможет, я буду даже рад вас выслушать.
– Но разве вы не чувствуете этого? Одиночества, покинутости?
– Не могу сказать с уверенностью, – признался Лансинг.
– Пустота! – воскликнул Пастор. – Ничто! Это жуткое место, это эквивалент ада! Я ведь всегда говорил, постоянно твердил своей пастве – Ад вовсе не коллекция всеземных и адских мук. Нет. Ад – это пустота, это потеря, конец любви и веры, убеждения человека к себе, конца силы, питающей убеждения…
– Да возьмите себя в руки! – крикнул на Пастора Лансинг. – Вы не должны поддаваться депрессии! Неужели вы думаете, что мы все…
– О, Боже! Почему покинул ты меня! Почему, о Господи!..
И в этот момент откуда-то с холмов, окружавших город, в ответ ему донесся другой жуткий крик. Своим тоскливым одиночеством этот яростный крик ледяными пальцами сжимал сердце, и чувство потери превращало крик в лед. Голос плакал, всхлипывал, стонал над городом, который был пуст уже тысячелетия. Вопль отражался от пустоты неба и падал на город. Такой крик могло издавать лишь существо, никогда не знавшее, что такое душа.
Всхлипывая, сжав голову руками, Пастор бросился бежать к их лагерю. Он делал отчаянные прыжки, несколько раз едва не упал, споткнувшись, но каждый раз ему удавалось сохранить равновесие и он продолжал бежать.
Лансинг, не пытаясь догнать Пастора, трусцой следовал за ним. Краем сознания он понимал, что даже благодарен за эту невозможность. Что бы он тогда делал с обезумевшим Пастором, если бы поймал его?
И все это время чудовищный рев-вопль с холмов бил в город и в мозг Лансинга. Какое-то ужасное создание изливало в мир неизмеримую тоску. Лансинг чувствовал, как жуткая ледяная рука этой тоски, словно боль, сжимает его сердце. Он тяжело дышал – не от бега, а потому, что ледяной кулак держал его в крепкой хватке.
Пастор достиг крыльца и, громко топая, помчался вверх по ступеням. Вбежав следом, Лансинг остановился сразу у залитого светом костра пространства круга. Пастор лежал на полу, рядом с костром, прижав к животу подобранные колени, наклонив голову, словно стараясь коснуться лицом коленей, обхватив себя руками, словно этой позой плода в утробе матери пытался защититься от окружающего мира.
