Обе массы всадников, словно две большие черные волны, с размаха ударили одна в другую, и строй прошел через строй, а потом, расколовшись на группки, всадники закружились на месте. На земле бились, мотая головами, смятые лошади. В бинокль было видно, как двое сцепились, катались по земле, били и рвали друг друга, пытаясь добраться до горла.
Всадники развернулись и вновь сошлись. «Ура!» смолкло. Канонада сразу задохлась. Шрапнель неуместно лопнула над лесом. И над полем повисло великое «безмолвие рубки».
Топот, скрежещущие звуки клинков, визг и ржанье лошадей слились в один общий гул.
Взвился белый конь трубача и тут же рухнул на землю.
Рубя сплеча и наотмашь, Пашка увидел, как у эскадронного лопнул клинок. Размахнувшись в седле, эскадронный хватил кулаком в ухо усатого есаула, тот качнулся и обвис, конь унес всадника, застрявшего в стремени.
Пашка спрыгнул и выхватил из рук убитого казака клинок, подал его эскадронному…
Тихомолов метался в сече с криком:
— Даешь офицеров!
Два молодых солдата — красный и белый, — видимо, участвуя в рубке первый раз, нерешительно махали клинками в воздухе.
— Руби, чего смотришь?! — зло крикнул Пашка.
И красный нанес сильный удар.
Полк казаков-стариков стоял лицом к бою, и вдруг все подняли руки. Когда комполка Баранников и Мирошниченко подъехали к ним, из рядов грянул залп. Командиры упали.
Возмущенные крики понеслись над рядами:
— Обманули! Предали! Руби их, ребята!
Припадая на стремя, Пашка ожесточенно рубил. Как в полумгле кипела дико ревущая масса людей, у которой было одно багрово-красное, мокрое от крови и пота лицо, один черный, перекошенный криком рот.
— Сдавайся, отец! — кричал молодой, гибкий в седле казак, ловко уходя от ударов бородача-казака. — Сдавайся, батя!
— Зарублю тебя, поганца! — кричал бородач…
…Комбриг Тимошенко рубил направо и палево длинным мечом. Рыцарский меч гнулся, как плеть, и валил врагов…
Лязг клинков, выстрелы, ругань, крики и стоны раненых людей, топот и ржанье лошадей, треск пулеметов и уханье пушек впереди, позади, справа, слева. И трудно различить, где свой, где чужой — все кричали и ругались на русском языке.
— Степан Андреич! Товарищ Зотов! — кричал командир резервной бригады. — Вы бы ушли отсюда. Пристрелялись они.
Начштаба Зотов лежал в кустах и что-то торопливо писал. Он поднял голову:
— Когда ты в атаку идешь, я тебе мешаю?
Рядом рванул взрыв. Осколок разметал в клочья бумаги.
— Чтоб тебя разорвало!.. — в сердцах выругался Зотов. — Нигде покоя нет… — И пошел к командному пункту.
