— Я же без них ничего не вижу.
— Да это понятно, но все равно нехорошо.
Квартирьер потоптался с сундучком на плечах и свернул в первый же двор.
Казаки сидели там на сене и брили друг друга.
— Вот, бойцы, — сказал квартирьер и поставил на землю сундучок, — согласно приказания комбрига, обязаны вы принять этого человека к себе в помещение, и без глупостев, потому этот человек, пострадавший по ученой части… — Он махнул рукой и ушел, не оборачиваясь.
Очкарик приложил руку к козырьку и отдал честь казакам.
Тимошка, молодой парень, поднялся, взял сундучок и выбросил его за ворота.
Очкарик, ползая по земле, стал собирать рукописи и дырявые обноски, вывалившиеся в пыль. Собрал и отнес на другой конец двора. Он постелил сено, лег, подложил сундучок под голову и стал читать газету «Правда».
Солнце жгло нещадно, казаки занимались своим делом.
— Бросает генерал поводок, — рассказывал один, — и маузером делает мне в ноге дырку. Нажал я на колеса и вкладываю в его коника два заряда. Жалко было жеребца. Думал — живую Ленину свезу, а не вышло… Ликвидировал я эту лошадку. А генерал с седла снялся и еще один сквозняк мне в фигуре сделал. Иисусе, думаю, чего доброго, убьет меня нечаянным порядком. Даешь, говорю, орден Красного Знамени! Сдавайся, ясновельможный пан…
— Стрельнул его? — спросил его казак.
— Винтовка — холуйское занятье.
— Срубил, значить?
— Был грех. Потом госпиталь.
Очкарик отложил газету и пошел к хозяйке, сучившей пряжу на крыльце.
— Хозяйка, — сказал он, — мне жрать надо…
Старуха на мгновенье подняла на него глаза.
— Товарищ, — сказала она, — от этих дел я желаю повеситься.
Тогда очкарик поднял валявшуюся чужую саблю, догнал гуся, безмятежно гулявшего по двору, и пригнул его к земле. Перехватил птицу за ноги и протянул ее старухе:
— Изжарь его мне, хозяйка.
Старуха, блестя очками, приняла птицу и завернула ее в передник.
— Товарищ, — сказала она, помолчав, — я желаю повеситься. — И закрыла за собой дверь.
Казаки устроились вокруг своего котелка, и хозяйкины дети важно сидели между ними. Все сидели недвижимо, прямые, как жрецы.
— Парень нам вроде подходящий, — сказал один и зачерпнул ложкой щи.
— Братишка, — сказал Сучков, старший из казаков, — садись с нами снедать, покеле твой гусь доспеет. — Он вынул из сапога запасную ложку и подал ее очкарику.
Тимошка учтиво освободил место.
— Браток, — спросил парень, облизывая ложку, — а письма ты писать можешь?
— Могу, — ответил очкарик.
— Теперь ты нам окончательно подходящий.
