— Потому он и повесился? — Врач сидел, откинувшись и скрестив руки на груди. — Странная форма выражения достоинства. Все это звучит довольно путано, если не сказать…
— Вы говорите о человеке, которого вы не знали, — прервала его Мария.
— Но мне известны симптомы. Самоубийство — это вид помешательства. Человек, убивающий себя, болен. Он хочет наказать себя и своих близких: себя за то, что не использовал своего шанса, других за то, что они слишком полно использовали собственные возможности. Эта тяга к наказанию и есть болезнь.
Мария отвернулась от окна, за которым сгущалась темнота и зияло пустое пространство. «Мальчишка-газетчик, — подумала она. — И потом человек, который говорил о пленке. Листовка…»
— Георге было стыдно, — сказала она.
— Послушайте, это все же не та история, на которую можно ссылаться. — Врач встал и подошел к окну. — Разумеется, наша жизнь всегда в опасности. Никто не получает в ней того, чего хочет. Стремишься держать жизнь в своих руках и уходишь с головой в работу, а когда наступит час и ты попытаешься понять самого себя, вдруг оказывается, что уже не выпутаться из тисков. Это плохо, потому что принуждает ко все новым попыткам взять жизнь в свои руки. И все же мы, врачи, не должны быть на стороне смерти. Для нашей работы нет другой меры, кроме жизни. — Он показал рукой в окно. — Сад весь в цвету. Даже в сумерках видно, как он цветет, и в этом-то все дело: в конце концов, все мы хотим жить.
Мария уставилась взглядом в потолок. Мертвецы в Садовом переулке, безмолвие, мальчишка-газетчик, листовки, бомба и Роланд — все это связано в одну цепочку. В ее памяти вновь возник ужас последних недель. Квартира, работа в Учреждении, визиты в подвал, постель в подвале и безмолвие — вот еще одна цепочка. И там, и здесь все связывала угроза. Ей можно было поддаться. И можно было сопротивляться из последних сил. А что потом?
— Георге знал, что в один прекрасный день они клещами вытянут из него признание и он все расскажет, всех предаст, — сказала Мария. — Когда он увидел, что Чужаки вот-вот возьмут над ним верх, он повесился. Он показал, где есть положенный им предел, как раз тогда, когда они были уверены, что властвуют над ним беспредельно.
— Вы тоже ищете для себя этот предел?
Мария взглянула на него.
— Нет, — сказала она. — В данный момент я ничего не ищу.
Поутру Марию разбудила монахиня. Сначала надо было измерить температуру, потом, когда Мария снова задремала, надо было умываться. В третий раз произнеся «доброе утро», она принесла завтрак. За окном растекалась белесая мгла, и Мария представила себе, как блестит от инея трава и гравий на дорожках. Наступила пора, когда утро окрашивается в пастельные тона, густой туман сменяется дымкой, и луга вокруг деревни выглядят бескрайними, так что трудно себе представить, что они где-то кончаются.
