Ася заплакала. Ее родители спящими погибли в горящей даче, когда ей было около года. Малышку взяла к себе бабушка, которая упрямо не умирала до Асиного совершеннолетия, хотя и болела очень. Бедняжка онемела от горя. И за годы, проведенные с ней, Ася слышала только две фразы: «Кушать хочешь? Уроки выучила?» И еще бабушка часто гладила ее по голове.
Ася часок потосковала в слезах, но деятельная натура не позволяла дольше. Она взяла чистую дочкину тетрадку и составила длинный-предлинный перечень своих друзей и приятелей. После математических вычислений столбиком она резко поднялась, шепча:
– Если проводить у каждого не больше десяти минут, за неделю успею.
И успела. Она обошла всех до одного, вычеркивая после визита фамилию или оставляя ее в списке. В результате вымарывания избежали четыре имени. Дело в том, что на сей раз Ася выясняла степень похожести людей на Киру Петровну. Она не вела отвлеченных разговоров, а задавала пару житейских вопросов, почерпнутых из основополагающих высказываний тетки. Пол, возраст, образование, стадия карьеры на ответы влиять могли, должны были, но почему-то не влияли. Споро и решительно кучковались вокруг «правды» Киры Петровны разбогатевшие и обедневшие, семейные и одинокие, хитрые и простодушные, умные и глупые. «Господи, – ошеломленно твердила про себя Ася, – да они же абсолютно одинаковые все. С чего им друг друга бояться? А ведь боятся. И искусство жить видят в нанесении первого удара из-за угла или молниеносной ответной подлости. И лгут, лгут, лгут… И будто вопят постоянно: мне, мне, мне… На кого же я потратила молодость? Кира Петровна под боком была, этого достаточно. Она просто не приучена философствовать. Впрочем, разве ее взгляды – не философия?»
Ася не задумывалась, торопится опять с выводами или нет. Она никогда не боялась ошибаться. Она стыдилась греха, но не стеснялась его. Ей было трудно разобраться в себе, однако, поняв или решив, что поступила дурно, она всегда пребывала в готовности публичного покаяния. Исповедь с глазу на глаз со священником ее не устраивала. «Где напакостила, там и кайся, – часто повторяла упрямица. – Чтобы люди веру в справедливость не теряли». Зная, что про ее извинения неизбежно станет известно множеству лишних людей, что, услышав «прости», обиженный, будто с цепи сорвавшись, примется трезвонить об этом направо и налево, все переврет и наговорит про нее гадостей, Ася все равно удовлетворяла моральные иски. Она понимала людей не хуже Киры Петровны. Но ждала от них не гадостей и не почтения, а новых знаний, ощущений, задач для решения. Потому что отлично помнила смерть своей кроткой бабушки.
