— Очень остроумно. Думай насчет цели и звони мне. Так когда банкет, ну?
— Подожди с банкетом. Пусть вторую серию другие пишут. А мне заплатят за использование бренда и персонажей.
— Ага. А ты что будешь делать?
— Другое кино писать.
— Про Кузьмича своего? — Йорген смеется. — Очень интересная история. Я чуть не уснул, когда ты мне тогда в ресторане про него рассказывал.
— Да, например, про Кузьмича. Без крови и цинизма.
— Все, Марк, хорош, ну! Ты что, на кухне с гитарой?
— Какой кухне?
— Да все мы сидели когда-то с гитарами, пели этого… Неважно. Нет уже кухни, и гитары нет. Интеллигенцию мы уничтожили, остались зрители. Перестань. Настоящий кошмар так, как ты, никто не напишет. Я понимаю, ты расслабился за время Депрессии. Но сейчас надо собраться. Это кино очень нужно. Я сейчас даже не про зрителей — черт с ними! Но ты хорошо представляешь, сколько народа завязано на этом проекте. Сотни людей! Сотни! Всем надо зарабатывать, у всех семьи. Дачи. Горные лыжи в Альпах. Без тебя ничего не будет, ну? Твои герои уже вон, по улицам ходят!
Йорген показывает трубкой на Турбочекиста. Этих турбочекистов я шаловливо родил лет пять назад, когда на рассвете пил сухое сицилийское вино и ел острый сыр в проеме Триумфальной арки — со стриженной наголо поэтессой.
Будет уместен кадр: я и поэтесса на фоне арки и рассвета. Триумф и Рассвет — какие зычные аллегории для кино, не правда ли, мой верный Бенки? Кадр секунд на пять, не больше, а то аллегория затянется ряской. Ты скажешь, это увеличит бюджет? Перестань, немецкий скупердяй! Денег на хорошее кино жалеть не надо. Жалеть надо бездарей. — Марк! — кричит поэтесса сквозь арку, и позеленевшие рыцари в латах вздрагивают. — Марк, ты такой гениальный. Да, не смущайся! И напоследок я скажу…
Нет-нет, это лишнее, не отвлекаюсь.
Сериал «Турбочекисты» шел три сезона, пока не началась Депрессия.
— Они ходят, мои герои, — я присаживаюсь прямо на ступеньки, чтобы затянуть шнурок на левом кеде. — Только я с этого ничего не имею. Как же это бесит. Бесит.
— Такие у нас в кино условия, ну? — Йорген внимательно смотрит на шнурки моих черных кедов. — Мы тут не однажды в Америке. Но у тебя беспрецедентные гонорары. В сентябре получишь, наконец, своего «Демиурга».
— Откуда ты знаешь?
— Ты ведь хочешь этого хрустального пацана, ну? Это, кажется, единственный приз, которого у тебя нет?
— Да. Но мне не дадут. Потому что в этой Академии решают все дряхлые импотенты, которые способны прошамкать лишь слово арт-хаус. Я для них враг, вредитель, убийца. Бесят, бесят.
