— А у тебя хоть раз было?
— Нет.
— У меня с тренершей было. Ладно, выключай. Что мы как два дурака в новогоднюю ночь? Давай поедим еще. Чего я столько наготовил?
— Сыру мало купил.
— А ты денег мало дал. Кстати, что ты от Хташи бегаешь? Хорошая девочка, в баскетбол немного играет.
Один мой тапок падает на пол.
Бух!
Хташа бросила в меня снежок и смеется, как в глупом советском кино, когда скрипки-энтузиастки лихачат за кадром.
Дальше сцена очевидна. Я должен обернуться, засмеяться (шапочка с кургузыми оленями набекрень), схватить бойкую подружку, нежно опустить в услужливый сугроб, она повизгивает в горячем снегу, мое лицо склоняется над ее румяными щечками, она затихает, и в московском безмолвии я шепотом произношу: «Дура ты, ненавижу тебя, плетусь за тобой ради миски с потрошками. Чтоб ты тут околела, мымра!»
— А мы уже пришли! — Хташа рукавицей показывает на один из четырех бастионов, что с античным величием охраняют главную башню Университета. — Вот мой подъезд.
— Разве тут живут?
— Конечно! — Хташа открывает передо мной высокую дверь на вечных пружинах. — Живут. Эти два корпуса жилые. Профессорские.
— Я не знал.
— Что ты стоишь, как завороженный? Проходи. Я пока снег с сапог отряхну. Папа привез сапоги из Германии, следит, чтобы были в чистоте, а я по снегу набегалась… Проходи.
И я вхожу. На тоненьких ножках, в мокрых носках.
Под эти своды ступают исполины, гиганты, циклопы. Поклонись им, ничтожный, скорее, их мраморным лестницам, блестящим перилам, тяжелым светильникам, могучей лепнине, выдающимся урнам, непобедимым колоннам, великому лифту, гениальному полу.
Я допущен сюда, ах, какой дивный вечер, и от счастья такого я обязать издать клич первобытный. Ощутить свое тело, развернуть свои плечи. Стать немножко титаном. Ну, бычок-песочник, давай! Пусть Москва отзовется величавым мраморным эхом.
— Эй! Я здесь! Ээээй!
— Что значит «Эй»? — отвечает злобное эхо. — Что значит «здесь»?
Вахтер с лубянской выправкой, в жилетке на собачьем меху, поднимается из-за грозного стола. Я не заметил вахтера, так он слился с величием момента.
— Ты куда пришел вообще, а? — вахтер тянется к отставной кобуре. — Ты знаешь, кто тут живет? Иди быстро отсюда, пока не накостылял. Шантрапа!
— Василий Иосифович, вы что? — вступает Хташа за кадром. — Это ко мне.
Вахтер приветливо хрюкает и отдает Хташе честь недрожащей рукой:
— К тебе? Тогда понятно. Только что ж он вопит тут?
— А вам жалко, что ли?
