— Я? Ничего особенного.
— Помочь?
Да, пусть поможет эта зубастая, пусть сыграет для меня хоть мелкую роль, одну за четыре года бездарных репетиций.
— Мне нужен Шильдер.
— Неужели? А что именно — «История Павла Первого», «История Александра Первого», «История Николая Первого»?
— Ты все их читала, что ли?
— Все. Я же учусь на истфаке.
— Мне нужна история Александра.
— Похвально. Хотя он был у нас на втором курсе, если ты помнишь.
Быстрый кадр: Карамзин на диване фон Люгнера умиротворенно раскрашивает густой красной гуашью книгу в темно-зеленой обложке. Входит папа, Карамзин-старший, задев лампочку непокорной головой. В руках у него дрожит полиэтиленовый пакет с надписью «Компьютеры, Ксероксы, Факсы. Фирма „Бонапарт“. Улица Кутузова, 18/12».
— Так и знал, что ты тут. Ты что делаешь, сыночка?
— Книжка про алые паруса, а сама цвета зеленого. Явсе исправляю.
— Какой ты молодец! А я тебе принес исторические книжки…
Хташа перебивает доброго папу:
— Но тебе их не выдадут. Они только в профессорском зале. Это дореволюционное издание. А тебе срочно?
— Да, очень. Но у Карамзина они были…
— У кого?
Папа Карамзина разворачивает пакет, преодолевая вагонный тремер в руках, достает четыре благословенных тома.
— Вот, смотри! Это история царя…
— Спасибо, папка! — смеется жадный Карамзин. — Давай все четыре. Прочитаю, узнаю, чем дело кончилось. А не понравится, сам все исправлю.
— Ага, а я пока прилягу. — папа сладострастно разминается на диване фон Люгнера. — Как же тут хорошо, тихо, как в склепе. А у меня в ушах все поезд гремит. Вроде привык, а гремит.
Карамзин берет первый том Шильдера и оставляет пальцем отпечаток алой гуаши прямо на первой букве имени императора Александра.
— У меня дома есть Шильдер. Пойдем, я тебе дам. Ты как будто решил взяться за ум. — Хташа снова показывает в улыбке зубы, пособие по занимательной стоматологии.
Я не стану объяснять Хташе, что умнику нужна эта книга для порнографического сценария: Мир Мирычу очень понравилась моя идея.
У императора Александра был долгий роман с княгиней Марией Нарышкиной. О нем знал весь двор, все гвардейские полки, все львы и сфинксы на набережных Петербурга. И Елизавета Алексеевна, Lise, печальная императрица. И муж, балбес обер-егермейстер Нарышкин.
Пусть встретятся Мария и Александр в покоях Зимнего, при свете софитов, пусть кувыркаются на ампирном ложе, бросая в поту реплики о судьбах России. «Теперь на колени, да вот так… теперь поднимись с колен! теперь о крестьянском вопросе, ноги выше… а теперь о конституции для Польши… ты сама ведь полячка… глубже, глубже надо постичь вашу натуру…»
