Пепел и песок | страница 41
Камера переходит на подоконник, где стоит видеомагнитофон, на котором разбросаны мелкие… Не успеваем рассмотреть. И вот — окно. Фокусируем на стекле. По нему ползет титр: «В этой комнате шарить больше нечего, выключай, дурак, камеру!»
— Так помочь тебе с экзаменом? Я очень хорошо знаю этот период.
Бенки, наверно, надо все же произнести ее имя? Хорошо, пусть будет Хташа. Достаточно глухих согласных для нее. А имя мне еще пригодится, увы.
На второй год, когда уже пятеро однокурсниц вышли замуж, она решилась заговорить со мной. До этого только улыбалась, пугая зубами.
— Спасибо, я тоже хорошо знаю этот период.
Хташа молчит, изобретает новый вопрос.
— Все! Я на баскетбол! — Бух поднимается, высокий и ломкий, как кузнечик-оборотень.
— А ты что будешь делать? — Хташа опять улыбается, мымра..
— А он ничем не интересуется, — Бух убирает фамильную вилку во внутренний карман пиджака. — Он только в кино ходит.
— Я тоже люблю кино! Сходим, может быть?
Что ей ответить? Что все билеты проданы до конца столетия?
— Не знаю… Я всегда один хожу.
— Почему?
— Это… это… для меня такое дело…
— Интимное! — смеется Бух, уже мысленно выкатывая из-под кровати заплеванный мяч.
34
Я обманываю досадную Хташу. Я хочу идти в кино с Руминой. Только звонкие согласные! (Спасибо за это бодрое девичье имя Карамзину, удружил.) И я хочу снимать ее в своем кино, на заветную пленку из шелка.
— Румина!
Она оборачивается, стряхивает пепел на мои полуботинки.
— Что? — зеленые глаза Румины пытаются отыскать того, кто к ней обращается.
— Румина, пойдем в кино вечером? — Я дышу тяжело, как медуза на солнце, политая хреном.
— С тобой? А у тебя есть малиновый пиджак?
— Нет.
— А хотя бы какой-нибудь?
— Нет…
— Тогда какое кино?
Румина хохочет, и рыжие локоны прячут ее глаза. Щель между передних зубов — узкий проход в мир терзаний. Она отворачивается, растворив меня до костей в сигаретном дыме.
Я терзаюсь ночными съемками под одеялом. В главной роли — Румина. Ассистент режиссера — его правая рука.
А Румина в своих мини-юбках, как отмечают летописцы в курилке, отдается аспиранту из Афганистана. Он вводит свой неограниченный контингент в ее рот, свидетелем чему были несколько современников во времена дискотеки в Главном здании. Вижу это близко, сразу с нескольких точек. Аспирант трясется, ему все хуже, Румина безжалостна. Голос ди-джея благословляет союз:
— А теперь белый танец!
Пленка крутится быстро. Только кадры мелькают. Только ветер гудит в проводах. Я слезу утираю.