Марита с наслаждением нырнула. Несколько сильных взмахов, и вот она уже далеко от берега. Отплыв, перевернулась на спину, отдалась движению волн.
Она вышла из воды через полчаса. Но дойдя до машины, услышала предупредительный возглас Оскара Семеновича:
— Ты можешь еще окунуться. Я немного занят.
Мельком взглянув на черноволосого парня, сидевшего спиной к ней, Марита с удовольствием снова устремилась в воду.
Уже начинало смеркаться, когда «Москвич» АЗИ-13—13 медленно двинулся с заметно опустевшего пляжа.
Оскар Семенович, удобно устроившись на заднем сиденье, молча попыхивал трубкой.
Проехали под кишлинским мостом.
— Ты довольна? — вдруг спросил он.
— Очень.
— Отлично. Теперь мы будем ездить на пляж, когда захочешь.
— Спасибо.
— Хочу, чтоб тебе было хорошо. Чувствую иногда, что чрезмерно строг. Но ты не обижайся. Такой уж у меня колючий характер. Жизнь не баловала. А я уроков не забываю…
Марита внимательно слушала. К чему он клонит, что за приступ великодушия? Но вскоре убедилась, что опасения напрасны. Она нажала на акселератор, и «Москвич» понесся по широкому асфальту шоссе еще быстрее.
ГЛАВА 9
КТО НАПАЛ НА КАССИРА?
Майор милиции Акперов отличался редкой способностью видеть, чувствовать самые разнообразные движения человеческой души. «Ничего не поделаешь, должность такая», — нередко можно было слышать от него. И, верно, ему постоянно приходилось сталкиваться с непохожими друг на друга людьми. Сама жизнь учила тонко подмечать скрытое от «невооруженного глаза», трезво анализировать события, вдумчиво истолковывать факты.
Но эта прозорливость покидала Акперова, едва он пытался разобраться в своих личных делах. Его, как и мать, тяготила собственная семейная неустроенность, он терзал себя воспоминаниями, мучительно ждал нового чувства.
…И вот оно заполнило сердце. Чем дальше уходил тот тихий вечер, тем отчетливее вставали в памяти все его подробности: неясный шепот листьев, пылающие щеки девушки, каждое брошенное ею слово, каждый жест. Зауру казалось, что вечер этот имел какой-то особый подтекст. Он вспоминал, как Марита неожиданно обрывала разговор, и непонятной грустью начинало вдруг веять от ее молчания… Или эти редкие вспышки недоброго веселья. Почему так зло щурились ее глаза, жестко сжимался рот? Что было в ее жизни? Желая растопить лед, сломать ее скованность, он рассказал о себе все, ничего не утаивая. А она? В ушах снова зазвенел ее прерывающийся от волнения голос: «Я рада, что у меня такой знакомый, рада, что есть человек, который мне поможет, если…» Нет, нет, она была искренна. И все же…
