— Вот тебе и биоэтика, — сказал отец, кивая иа конверт. — Будет тебе наука… двадцать первого века. Садись в машину.
…Потом они ехали в междугородном автобусе. Аника держала ребенка, на коленях у деда громоздились свертки, коробки, а рядом, в проходе, стояла детская коляска.
— Как наречешь его? — спросил Константин Григорьевич.
— Костикэ хочу назвать… в твою честь.
— Спасибо за честь… Константин, значит. А отчество? Аистович?
Молчит дочь. Молчит отец.
Одетый в форму десантника, Алексей вел Джику по улице совхозного поселка, держа его кисть на болевом приеме. Джику не сопротивлялся и, превозмогая боль, напевал: «А город подумал, а город подумал — ученья идут!».
Так они добрались до особняка Гангуров.
— Анико! — позвал Алексей. — Анико!
На ступеньках крыльца появилась Аника. Она не видела заломленной руки — просто стоят рядом два парня-ухажера и так приветливо ей улыбаются.
Алексей слегка нажал кисть Джику. Тот поморщился и сказал:
— Анико, дорогая, вынужден при свидетелях повторить то, что столько раз говорил тет-а-тет. Я люблю тебя и готов сегодня же взять тебя в жены.
Аника презрительно молчала. Алексей опустил Джику, оправил мундир и застыл по стойке «смирно».
— А ты, Алеша, что скажешь… при свидетелях? — спросила она.
— Простите, — сказал Алексей и пошел прочь.
Аника повернулась и скрылась в дверях. Джику постоял, потирая руку, затем догнал Алексея, пошел рядом:
— Такие деликатные вещи, товарищ десантник, не решаются с помощью болевых приемов. Женская душа — потемки, в которых мужчине суждено…
— Уйди, Джику, — тихо сказал Алексей.
Из бочки шел легкий пар. Мош Тома опустил в отверстие длинную железную цепь и, кряхтя, стал раскачивать бочку: туда-сюда, туда-сюда…
Поубавилось сил у старика, да и ростом стал меньше — не выше бочки. Однако посудина поддалась, раскачалась понемногу.
Гремит цепь, очищая днище от винного осадка…
Двенадцатилетний правнук Максимаш заявился, обед принес. Оставил на кухне и исчез в винограднике.
Мош Тома проковылял на кухню, снял крышку с кастрюльки, вдохнул в себя пар. Нет, не хочется ему есть.
И опять раскачивается бочка: туда-сюда, туда-сюда…
Гремит цепь, гулко и жутковато. По крайней мере, так кажется Максимашу. Усевшись среди кустов, он заполняет журнал «Фазы развития виноградного растения».
— Ягоды из твердых стали мягкими. В связи с исчезновением хлорофила ягоды светлеют, появляются слабые признаки прозрачности…
Послышался грохот. Мальчишка приподнялся и похолодел от ужаса: бочка катилась к воротам, а мош Тома лежал навзничь!
