И теперь, это. Открытое небо, вместо запятнанной никотином штукатурки потолка. Трава и деревья, вместо потертого ковра. Все было неправильным. Где она? Был ли это еще Мэдисон? Как она оказалась здесь?
Но это не имело значения. Волна боли снова прокатилась по телу, и она почувствовала, что ребенок выходит. Не было никого, чтобы помочь, даже сестры Стефани. Она закрыла глаза, закричала и натужилась.
Ребенок выскочил на траву. Мария хорошо знала, чего ожидать от родов. Когда все закончилось, между ее ног было теплое месиво, и ребенок, покрытый липким, кровавым материалом. Он открыл рот и издал тонкий вопль.
Вдали раздался громоподобный звук. Рев, похожий на тот, что можно услышать в зоопарке. Напоминающий рык льва.
Лев? Мария снова закричала, на этот раз от страха...
Крик оборвался точно выключателем. Мария потеряла сознание. Ребенок остался один.
Один, за исключением вселенной. Которая окутывала его и говорила с ним бесконечностью голосов. А позади всего этого царила необъятная Тишина.
Его плач сменился всхлипыванием. Тишина успокаивала.
Раздалось подобие вдоха и выдоха. Мария очнулась на зеленом поле, под голубым небом. Она села, и огляделась в панике. Ее лицо побледнело; она потеряла много крови. Но ее ребенок был здесь.
Она схватила ребенка и плаценту - она даже не разорвала пуповину - обернула его в ангорский свитер и закачала на руках. Его личико было странно спокойным. Она уже было решила, что потеряла его.
-Джошуа, — сказала она. - Тебя зовут Джошуа Валиенте.
Мягкий хлопок, и они исчезли.
На равнине не осталось ничего, крове высыхающего месива крови и биологических жидкостей, травы и неба. Хотя вскоре, запах крови привлечет чье-нибудь внимание.
И давным-давно, в мире похожем на тень:
Совсем другая версия Северной Америки зарождалась в огромном, бескрайнем океане. Этот океан изобиловал микробной жизнью. Вся эта жизнь служила единственному огромному организму.
И в этом мире, под облачным небом, в просторах мутного океана возникла единственная мысль.
Я...
За этой мыслью последовала другая.
С какой целью?
Диван, стоящий рядом с современно выглядящим автоматом по продаже напитков, был чрезвычайно удобен. Джошуа Валиенте давно отвык от мягкости. Отвык находиться внутри здания, где мебель и ковры вызывали своего рода умиротворение. Рядом с роскошным диваном была груда глянцевых журналов, но Джошуа не особо любил глянец. Книги? Книги совсем другое дело. Ему нравились книги, особенно в мягкой обложке: легкие и удобные для ношения, и если вы не хотели перечитывать их, что ж, всегда можно было найти другое применение тонкой мягкой бумаге. Обычно, когда нечего было делать, он слушал Тишину.
