Прикусив губку, она нарочито небрежно играла маленьким портфелем и казалась очень спущенной, когда подходила к нам. Щеки ее стали пунцовыми то ли от ходьбы по жаре, то ли от смущения. Лоб покрылся мелкими капельками пота.
Я живо вскочил с места и четким военным шагом пошел ей навстречу. Поздоровавшись, я задержал ее руку в своей. Саадат смутилась еще больше. Она готова была вспорхнуть ласточкой и улететь…
Наконец, высвободив руку, девушка поздоровалась с моей матушкой, та усадила ее и принесла угощенье. Мы сидели друг против друга за низеньким столиком. Старушка разломила лепешку и принялась разливать чай.
— Не трудитесь, тети. Позвольте мне. Я буду наливать.
— Оставь, миленькая, я сама. Ты сейчас гостья, детка. Вот будешь здорова — тебе много еще раз придется наливать чай Джуре.
В бесхитростных словах матушки проскользнул намек. Саадат вспыхнула и украдкой взглянула на меня. Я — на нее. Наши взгляды встретились, и мы не могли не улыбнуться друг другу. Саадат опустила глаза.
Сколько обаяния и прелести было в Саадат. Красота ее расцвела, и выразительное, нежное лицо ее, каждый взгляд, каждое движение сулили счастье тому, кто заслужит ее любовь.
Невольное наше молчание прервала старушка.
— Поговорите тут, детки, а я загляну на кухню.
— О, — спохватилась Саадат, — не беспокойтесь, тетя, ничего не надо. Я сейчас ухожу.
— Почему это уходишь? Нет, посиди, поговори с Джурой. Что я, барана для тебя зарежу? Угощу простой шурпой, которую мы всегда варим. Вот и все!
— Мне просто неудобно, — отозвалась Саадат, — сидеть и смотреть, как вы тут хлопочете.
Вмешался я:
— Матушка, приготовьте все, что нужно. Я давно не стряпал. И сам сготовлю плов.
— Да что вы, Джура? Возиться у котла в военной форме, такой красивой? — воскликнула Саадат. — А я тут на что?
Но старушка замахала руками, зашумела и ушла на кухню, оставив нас наедине. Разговор оборвался. Я мучительно придумывал, что бы сказать.
— Почему ты в каникулы ходишь с портфелем? — наконец решился я. — Когда я послал к тебе Абдугани, ему сказали, что ты в школе. Разве учебный год не закончился?
— Ученье-то кончилось, да меня послали агитатором в женский клуб. Я никогда общественной работы не вела. Очень трудно! С утра до вечера занята.
— Ого, какой ты стала активисткой! А я и двух человек не могу сагитировать.
Саадат бросила на меня укоризненный взгляд.
— Вот вы все и повернули по-своему. Вы, ленинградцы, остры на язык.
С обиженным видом я заморгал глазами и, вынув из кармана шелковый платочек — подарок Саадат, начал с комичным смущением вытирать несуществующие слезы. Саадат, конечно, узнала платочек, но сделала вид, что ничего не замечает. И только покачивала головой. Она едва сдерживала себя, чтобы не прыснуть от смеха.
