В целом образы владык одновременно нескольких стихий — драконы, утки-кони, полулюди-полуптицы — очень типичны для индоевропейской мифологии. Похоже, в этих мифах, помимо обычной фантазии, есть воспоминания о морских чудовищах разного типа и о громадных сухопутных ящерицах.
Человек
Образ человека в этнической вере не менее экзотичен для нас, чем обрая священного животного. Язычник почти не отделяет человека от других живых существ. Разница между человеком, животным и той же горой или рекой осознается довольно слабо. Смерть уводит человека — а та же самая душа вполне может вселиться в животное или рощу. Учение о переселении душ в индуизме достигает самого сложного, самого яркого развития. Но это только доведение до предела типичных представлений язычника за тысячи лет развития язычества у культурного и образованного народа.
Если человек не значительней животного, с ним и поступать можно так же.
— Утка — это такой люди, — говаривал Дерсу Узала, знаменитый проводник Арсеньева.
Но это имеет и обратный смысл. Если утка — это такой люди, то ведь и люди — это такой утка. В каких-то случаях человека тоже можно убивать и есть.
Да и непонятно, что такое вообще человек.
Рождается человек — это для язычника вовсе не индивидуальная личность, уникальная, пришедшая в мир один раз. Вернулся умерший. Полежал в матери-земле, в позе эмбриона, и вернулся. Или жил в теле другого животного, опять стал человеком.
Ребенок родился не вовремя в голодный период? Ну, попросим его прийти к нам в другое время… а этого, неудачно пришедшего, просто не будем кормить. История полна упоминаний о детях, которых пускали в лодочках по воле волн: кормить нечем, и пусть себе плывет. Люди этнических вер считали, что если такой ребенок спасся — он избранник богов, ведь шансов у него почти не было. Любимцем богов называл себя Саргон Древний, Шуррукин — «Истинный царь») — царь Акада и Шумера в 2316–2261 гг. до Р. Х.: его нашел водонос, когда ненужный ребенок плыл в лодке на верную смерть.
Так же был спасен библейский Моисей.
Так же спасли Ромула и Рема.
Сказки и Европы и Руси полным-полнехоньки историй про детей, отведенных в лес, на смерть: даже ребенка постарше, подростка, могли выбросить в лес в голодное время.
Вырос мальчик, и ему дают новое имя. Прошел обряд посвящения во взрослые мужчины — инициацию — опять новое. Совершил подвиг — вновь поменял на достойное. Сам человек решил, что теперь он какой-то другой — и взял еще одно имя, четвертое. Жили как бы четыре разных человека, а не один.
