— Да, писали недавно, что там все здоровы.
— Ну и отлично!
И он обратился к отцу по поводу какой-то новой картины Айвазовского, которую хотел купить.
На столике перед зеркалом я увидел золоченую каску с высоким фонтаном белых лошадиных волос наверху.
— Это Протасова? — спросил я.
— Да, моя! — ответил мне вышедший в этот момент из комнаты высокий молодой человек в военной форме, поцеловавшийся сначала с моим отцом, а потом и со мной.
Он так вырос после двух лет нашей разлуки, что я едва узнал его. Но он встретил меня так же просто, как и Селифонтов.
— Ну-ка, надень! — сказал я ему. — Идет ли к тебе?
Он надел и посмотрел на меня, смеясь.
— А теперь надень ты!
Я тоже надел.
— И к тебе идет! — сказал он. — Но только не соответствует штатскому платью.
Он снял с вешалки свое форменное пальто и расставил передо мною.
— Ну-ка, надевай!
Я сунул руки в рукава, и он помог мне застегнуться.
— Совсем кавалергард! — сказал он, рассматривая меня.
Отец и Селифонтов тоже смеялись и хвалили. Разоблачившись, мы пошли наконец в гостиную, всю увешанную картинами в золоченых рамах; вдали виднелась целая анфилада комнат в том же роде. Где-то звенели приборы накрываемого стола. Вышла жена Селифонтова и присоединилась к нашему общему разговору, в котором принимали участие главным образом Селифонтов и отец, а мы, молодежь, скромно слушали.
— Ты еще не видал нашего петербургского дома, — сказал Протасов, официальный наследник всего этого имущества, так как у Селифонтовых не было детей, а он был единственным племянником. — Хочешь, пройдемся, я покажу!
— Да, и в самом деле посмотри-ка, — прибавил Селифонтов.
Я встал и отправился вместе с Протасовым в соседнюю комнату, но он не дал мне тут остановиться и потащил далее, в самую отдаленную.
— Ужасно надо тебя видеть! — сказал он совсем другим, словно облегченным, голосом. — Я уже давно узнал, что тебя освободили, но нас отпускают только по праздникам, и раньше, чем сегодня, было совершенно невозможно встретиться. Ну слава богу! Наконец-то ты на свободе! Мне так было тебя жалко! Ты не обижайся, что я так равнодушно и попросту встретил тебя сначала. Это дядя велел, потому что твой отец не любит, когда с ним заговаривают о твоем заключении. А я тебе очень сочувствую. Знаешь, у нас в училище еще Курочкин и Кемпе из прежних твоих товарищей. Все просили кланяться тебе. В следующее воскресенье мы хотим собраться и потолковать с тобой о всех этих делах. Лучше соберемся здесь, дядя Сергей не будет нас тревожить, а у тебя твой отец, наверное, будет все время сидеть с нами.
