Повести моей жизни. Том 2 - Николай Александрович Морозов

Дремал тусклый серый день. 

Когда мы выехали в свой путь с берегов Женевского озера, был полный разгар весны, но по мере нашего движения сначала к северу, а потом к востоку мы снова постепенно въезжали в область зимы. Казалось, что с каждой сотней километров я и Саблин удалялись также и в прошлое. Ведь зима, казалось нам, предшествует весне, а мы из весны возвратились в зиму. Взамен зеленеющих деревьев и луговых цветов мы въехали в сугробы снега. Он покрывал здесь все кругом, и ни одна древесная почка еще не наливалась соками на оголенных от листьев сучьях. 

На станции нас встретил служащий там немец Крюгер. Он был помощником знакомых нам евреев-контрабандистов и сам занимался контрабандой. Те дали нам его адрес после нашего переезда за границу прошлой весной, и мы посылали на его имя все тюки номеров издаваемого нами в Женеве «Работника», по мере их выхода в свет, для переправки контрабандой в Россию. 

Однако теперь Крюгеру, по-видимому, захотелось поработать самостоятельно. 

— Зачем вам ездить к евреям так далеко, — сказал он, уводя нас в свой домик. — Я вас так же хорошо переведу через границу, как и они, а возьму дешевле. Они с вас брали по двадцати пяти рублей, а я только по десяти, да и скорее будет сделано. 

— А как же вы переправите нас? — спросил Саблин. 

— Очень просто! Я возьму вам немецкие паспорта у заведующего этим делом моего знакомого, и вы оба пройдете прямо через станцию под именем германских подданных. Это у нас часто делается. 

— Надо подумать! — сказал Саблин. — Главное затруднение, что мы плохо говорим по-немецки. 

— Говорить совсем и не нужно, — возразил Крюгер. — Там на станции не разговаривают с проезжающими. Все, что потребуется ответить, это: «Ja, ja!» или «Nein, nein!»[2] — когда будут осматривать чемоданы. 

Саблин отвел меня в сторону. 

— Как ты думаешь? — спросил он. 

— Это было бы хорошо! — ответил я, всегда имея в виду не издержать ни одной лишней копейки из средств, назначенных на общественное дело. — Ведь мы сохранили бы нашему обществу тридцать рублей. 

— Да! — сказал он. — Я то же думаю. Можно будет проехать так, как он предлагает. 

Он задумчиво пошел от меня и нерешительно сказал Крюгеру: 

— Ну что же, если вы ручаетесь, что проведете благополучно, так делайте по-вашему.

Тот немедленно побежал куда-то и через час принес нам два немецких листка для перехода через границу, один на имя Энгеля — для меня — и другой на имя Брандта — для Саблина