Я достал яблоко, откусил немного и приложил ему его губам. Глаза у него расширились, он слизнул выступивший сок, но даже не попытался откусить мякоть. Руки у него дрожали, кончики пальцев были почти черными. К своему стыду, я так и бросил его там на снегу. У нас с ним общее будущее, думал я, возвращаясь по тоннелю под развязкой. Он мог оказаться на моем месте, а я — на его. В этом мире ни он, ни я никому не нужны, любая встреча с другими людьми — всего лишь случайность. В голове зазвучали слова Анны: «Доброта первого встречного»[6]. Ее слова все больше походили на слова из книг, которые она читала, слова Мини — на фильмы, которые она смотрела, а Дейв все больше молчал и говорил, лишь когда был очень зол, и преимущественно то, что я сам хотел сказать. В каком–то роде мы все говорили друг за друга. Я возвращался к полицейской машине и наделся только на то, что до захода солнца успею найти дорогу к небоскребу, ставшему моим домом.
12
К машине я вернулся уже в сумерках: зимой темнеет рано. Я включил печку, разулся, снял мокрые носки. Окна запотели, поэтому я включил на максимум обогрева еще и кондиционер. Фары не зажигал. Минут пятнадцать гонял радио и, наконец, мне удалось поймать хоть что–то: на одной из средних частот еле слышно, с помехами играла музыка — пел Билли Холидей. И только через несколько минут я понял, что песня передается в записи, повторяясь снова и снова. Наверное, где–нибудь в горах сохранилась автоматическая радиостанция.
Я никак не мог решить, что делать дальше: ехать или остаться здесь. Снова повалил снег, и стало почти ничего не видно. Можно, конечно, включить дальний свет и противотуманные фары, но тогда я сразу превращусь в мишень. А оставаться ночевать в машине совершенно одному… Ладно, подожду, может, снег чуть утихнет, и я смогу более или менее безопасно доехать до Рокфеллеровского центра.
Пока я бродил по городу, сюда кто–то приходил: посреди дороги, недалеко от моей полицейской машины, появился большой и, видимо, тяжелый, мусорный контейнер. Чтобы проехать, придется идти на таран. Я оценивающе разглядывал его в зеркале заднего вида и понемногу начал ненавидеть, да так, что вдруг остро захотел со всей дури врезаться в него.
В рюкзаке я нашел еще одно яблоко и три пачки моих любимых орешков кешью — интересно, кто из ребят положил их? Поедая орехи, я рассматривал салон, хотя каждый сантиметр был давно изучен мной вдоль и поперек. Стало почти совсем темно.
