Вспышку «торопил… торопил…»
Судьба царской фамилии не тема для обсуждения, если мы здесь, на Юге, начнем.
И Пестель, как в Киеве, с трудом сдерживает неистовых, рисуя, какая Вандея, резня, междоусобица начнется, если Днепр взорвется раньше Невы… Они не слишком симпатизируют друг другу, Сергей Муравьев и Пестель. За двумя планами — кроме всего прочего — и два типа личности, две психологические системы. У одного — более разума, расчета, анализа. У другою преобладает стихия, вдохновение: побольше взять на себя, ввязаться в драку, а там видно будет… Впрочем, разве семь лет назад Сергей Муравьев не отверг якушкинский замысел убить царя, сославшись на «скудость средств к достижению цели»? Все же, кто более прав теперь — он или Пестель? Большинство историков находит, что Пестель: в России решает столица. Убили Павла I — по стране разлетелись фельдъегери с вестью об «апоплексическом ударе». Россия быстро присягнула новому монарху. Одним наблюдателем-иностранцем было замечено, что «правильно расположенная гвардейская рота» может сыграть куда большую роль, чем удаленные от столицы корпуса и армии…
Однако «муравьевская» решительность, быстрота, роль первого успеха, эффект инициативы — ведь это всегда присутствовало в успехах всех революций. Видно, каждый из двух лидеров Южного общества владел частью истины; и мы, знающие, что с ними произойдет, как поздно и слабо выпалит могучий заряд, — мы невольно, даже через полтора века, ощущаем воздействие муравьевского темперамента.
Но дисциплина берет верх. Большинство придерживается точки зрения командира Вятского полка, который к тому же обещает, что сам вскорости отправится в Петербург для решительных разговоров…
Офицеры-женихи возвращаются к гостям и проявляют внимание ко внукам и внучкам Раевским, Давыдовым, Бороздиным, но кое-кто замечает странную, особенную грусть похожего на Наполеона черниговского подполковника.
Именно в этом настроении, по рассказам одного из друзей, Сергей Иванович «раза три предлагал начать действие, и безуспешно, ибо, когда доходили до дела, все задумывались». По рассказу же другого приятеля, «для отечества Сергей Муравьев-Апостол готов был жертвовать всем; но все еще казалось до такой степени отдаленным для него, что он терял терпение; в такую минуту он однажды выразил свое чувство»:
Je passerai sur cette terre
Toujours rêveur et solitaire.
Sans que personne m’aie connu.
Ce n’est qu’a la fin de ma carrière
Que par un grand trait de lumière
