По случаю праздника сосед принарядился: генеральский костюмчик, волосики приглажены, в глазах боевой задор. Видимо, Зинка решила подстраховаться. Влюбленный мужчина не позволит закидать гнилыми помидорами даму своего сердца.
— Как поет, а?! — заорал мне в ухо Санин. — Слышь?! Как поет? А?! Какая женщина!
— Ты хоть знаешь, что у нее в паспорте написано? — спросил я, едва увернувшись от очередного дружеского удара по позвоночнику.
Если он и дальше будет так выражать свой восторг, то после концерта я поеду не домой, а к Склифосовскому.
— Какая мне разница, замужем она или холостая! — Санин посмотрел на меня так, словно я предложил ему предать родину, и отвернулся к сцене.
— …Как анаболики… — в десятый раз повторив заключительную фразу, перламутровая Зинаида победительно улыбнулась публике.
— Браво! — исступленно забил в ладоши Санин. — Браво!
— Ее Сашей на самом деле зовут, — сказал я в зеленую спину.
— Какая женщина! — кипел восторгом Санин.
— Она — мужчина, — сказал я.
— Какая женщина! — повторил Санин и шмыгнул носом.
Отчего-то я был уверен, что сейчас по его щеке ползет слеза. Большая, как жемчужина.
Великая сила искусства. Черт его подери.
Тяга к знаниям — самый невыносимый изъян в характере Марка. С той поры, как он решил заняться самообразованием, к нам в дом табунами повалили знатоки трансценденции Канта, читатели Вольтера в оригинале и пожиратели кактусов по заветам Кастанеды. Они сидят в нашей гостиной, пьют наш чай и нашу водку, заплевывают окурками нашу квартиру и презирают нас за доброту.
— У Мураками этот синдром прекрасно выписан. Ты не читал Мураками? — вытаращился на меня очередной умник по имени Феликс.
Лицо его свернулось в гримасу, будто я таракан и шевелю усиками.
— Еще один такой визит и тебя застрелю, — сказал я Марку, закрыв дверь за Феликсом. — Почему все твои друзья думают, что если ты готов слушать их бред про эскапические диалектизмы, то у твоих сожителей столько же терпения?
— Да, Филя сегодня загнул, — согласился Марк.
На диване в гостиной спал обессиленный Кирыч. Обычно, когда к нам приходят ученые зануды, он скрывается в спальне и делает вид, что его нет дома. Сегодня улизнуть не удалось. Феликс, как клещ, вцепился в него и допоздна терзал ученостями.
— Мне кажется, Филечка влюблен, — захихикал Марк, кивая на сопящие сто килограммов.
— В кого, в Кирыча? — не поверил я.
— Ну, не в тебя же? Ты даже Кавасаки не знаешь, — прыснул Марк.
