— А что же он не разложился? А, братцы, мне все понятно! У него же перед смертью были сильнейшие боли. Не иначе, он не выдержал мучений и впал перед смертью в ропот или даже богохульство.
— Богохульство? Лазарь? Нет, не может быть, — спор разгорался не на шутку, самые рассудительные монахи один за другим выдвигали различные версии, почему земля не приняла Лазаря, а те, которые не обладали этим даром, пытались их опровергнуть.
— Я знаю, в чем дело, отцы, — Лазарь был в тонкой прелести. Когда его чем-нибудь задевали, словом или делом, он с каким-то хитрым видом всегда просил прощения, будто святой, но чувствовалось, как душа его надмевается.
— Да иди ты! Тебя самого попробуй задень.
— Помните, его тело сразу же стало смердеть, как будто труп блудника. Может быть, он имел какие-нибудь нераскаянные блудные грехи?
— Ну, это вряд ли, он был столь целомудрен, что боялся даже дотрагиваться до других, не говоря уже о чем-то серьезном.
— А никто не слышал, как Лазарь не право мудрствовал о православных догматах, о Пресвятой Троице или иконах? Мне кажется, что он был скрытый монофизит. Однажды я спросил его, как он понимает природу Христа, и Лазарь ответил, что Он Бог. Я продолжил его пытать, а как насчет человеческой природы, на что Лазарь…
— Помолчи лучше! Вам бы, таким умным, после академии преподавать в миру, а не на Афоне подвизаться! Ты уже везде ищешь заблуждения. Никогда из его уст не исходила ересь!
— У него же остался в миру брат, помните, который приезжал еще шесть лет назад, — композитор. Они с Лазарем переписывались. Может быть, его привязанность к брату вытеснила из сердца любовь ко Христу?
— Да нет, пустое говоришь!
— Отцы, мне сейчас стало все понятно! Лазарь имел одного друга — зилота, да и сам он, в свое время, отдал дань этому злому учению. Он никогда не крестился, когда на ектенье поминали Вселенского патриарха, я специально за ним следил.
— Да, но ведь он официально отошел от зилотства уже двадцать лет назад!
— Может быть, это только внешне, ведь он же дружил с этим Петром? Втайне, сердцем, он, без всякого сомнения, был с ними. Кто-нибудь слышал, что он хулит зилотов? Нет! Следовательно, он сам был зилот. Вот Матерь Божия и показала, на чьей Она стороне. Пусть теперь Есфигмен знает!
— Кто его знает, может, ты и прав. Хотя, честно говоря, я вообще не слышал, как он кого-нибудь хулил.
Монахи бы так и судачили дальше, но пришел игумен и разогнал это собрание:
— Что стоите здесь, пустобрехи, косточки перемываете? Это послушание не ваше, а Пахомия, так что возвращайтесь к своим делам. Лучше сейчас помолиться за Лазаря, чем вот так празднословить.
