— Еще бы не знать! — обрадовался Владимир: сразу общий знакомый.
— Минутку, кажется, в мои сети жирный карась плывет.
Пассажиры схлынули, а с ними и носильщики разошлись, и на перроне остался картинный буржуй — в дохе, в цилиндре, с сигарой, с тростью, по бокам две девицы в соболях, возле ног гряда чемоданов, баулов, сумок.
— Могу вам составить компанию, — сказал Владимир.
— Отлично, идемте. Меня зовут Дан.
Они дотащили вещи до стоянки таксомотора, нагрузились так. что только в зубах ничего не было, и это позволило Дану заигрывать по дороге с девицами. Карась отвалил им пять франков.
— Много это или мало по здешней жизни? — прикинул Владимир, когда таксомотор укатил.
— По здешней жизни больше двух франков в день нe заработаешь. Но если бросишь окурок мимо урны или не туда плюнешь, пять франков штрафу. Вы в университет?
— Нет. Мне на улицу Каруж.
— Поня-атно, — протянул Дан, еще раз значительно оглядел Владимира и сказал утвердительно: — Эмигрант. — И, чтобы не признаваться сразу, что и он такой же, ограничился пока намеком — Рыбак рыбака видит издалека.
Так они познакомились с Даном. Популярной оказалось студенческая столовая, где обед — восемьдесят сантимов, ужин — двадцать, вместо завтрака — «Трибюн де Женев», газета. Выходит она, кстати, пять раз в день, и нет такой новости политической, бытовой, уголовной, которая бы не отражалась в «Трибунке». Эмигранты селятся в пансионах или и общежитиях-коммунах. Неплох пансион госпожи Рене Морар на площади Пленнале, тоже недалеко от Каружки. Госпожа Морар благоволит русским, плату берет божескую и на вопрос полиции, чем ее жильцы заняты, отвечает, что все они с утра до вечера читают молитвы, очень набожны, что не совсем верно, и круглый год постятся, что совершенно точно. Паспорта («башмаки» — босой на улицу не выйдешь, так надо понимать) здесь в ходу почему-то болгарские, можно купить на рынке за четыре франка. Заработок всякий — таскать вещи па вокзалах, разгружать вагоны, по городу тьма ресторанов, кафе, пивных, накормят, если возьмешься мыть посуду, бутылки, можно еще подстригать газон, давать уроки, чинить велосипеды…
— Нечаев здесь рисовал вывески, — закончил перечисление Дан.
— А вот этого монстра вспоминать не следовало бы.
Дана это задело — яйца курицу учат.
— У Нечаева были и положительные качества, — решительно возразил Дан. — Смелость, ненависть, страсть к разрушению. Личность отнюдь не слабая. И суд его над Ивановым — как посмотреть.
